Иллюзион

Зал темный, неподвижный, как ночь, резким провалом черной дыры отрезан от сцены – светящейся, легкой, солнечной.
Сцена – жизнь.
Зал – смерть.
Чувствовать свою принадлежность к смерти… привычно.
Хоть я и не люблю ее…
Опаздывать на собственные похороны, наверное, не прилично. Но кто знает, ведь ни кто не пробовал. А вот опоздать к началу спектакля, привычное дело.
Тебе чуть стыдно, сгибаясь в три погибели, дабы не заслонять, пробираться на свободное место, однако стыд этот скорее наигран: завзятым театралам положено опаздывать. В этом есть даже особый шик “посвященности”, “принадлежности” узкому кругу ценителей, что приходят сюда ради одной только сцены, или даже реплики, звучащей из уст великого Актера каждый раз с иным оттенком. За ним и идут, складывая в шкатулочку с мандрагорской вязью, чтобы в кругу (да, да, именно) “посвященных” достать и продемонстрировать с томным и усталым видом: “А Петр Васильевич были вчера хороши, да-с… до чего хороши”.
Но ведь я вовсе не принадлежу к ним… Конечно нет – я просто опоздал, засидевшись в буфете… но кто знает-то?
Он ловит себя на мысли, что лицедейство не забирает. Вот разве что последний жест, пойманная чашка, остановил на себе праздный взгляд, скользящий с фигуры на фигуру. Прованский лавандовый пейзаж – Ассоль не дождалась алых парусов и превратилась в стервозную даму за тридцать.
Придется довольствоваться тем, что приплыло.
Может хоть из мальчишки выйдет толк?
Ладно, молчи уже и смотри… больно много думаешь.