Отправлено: 28.02.10 16:07. Заголовок: Мост на ту сторону

 Отправлено: 28.02.10 16:16. Заголовок: Перекинутый через пл..

Перекинутый через плечо ремень, давил на грудную клетку, не давая дышать, вжимая в сиденье. Девушка теребила собачку молнии на своём сигнальном рюкзаке и смущённо сбивчиво благодарила хозяйку авто. Лекс, сама скромность, никуда не торопилась и собиралась доехать до любого приличного города в округе, умалчивая, что чем дальше он будет, тем лучше. Путешествует, решила посмотреть страну, не хотела обременять родителей. Конечно, не самое комфортное странствие, немного приболела вот, но какой интересный опыт. Говорила она на автомате, запинаясь и делая Большие Невинные Глаза в нужных местах, кивала в ответ на реплики женщины, была абсолютно спокойна и не менялась в лице, когда к горлу подкатывал истеричный смех.
Успела. Она успела. Йухуу! Живём, ребята. Кто не заскакивал в последние двери последнего вагона за секунду до отправления, кто не успевал ухватиться за гранитный уступ над обрывом, когда оборвалась страховка и тебя волокло вниз со скоростью камнепада, кто не уходил от погони, тот никогда не поймёт этой радости. Чёрт возьми, это и правда весело. Тётка за баранкой педантично соблюдала скоростной режим, но девушке казалось, что она, Алекс, сама летит впереди машины, рассекая воздух. Полёт на ПМВ* над горами. Уже неважно, зачем и куда. Хотелось лететь и лететь. Пока не замылится глаз, пока не сменится местность, пока стойка переднего шасси не чирканёт о валун и вертолёт не поскачет кубарем по скалам, сминая лопасти. Пока не вопьётся в спину пуля… О чём ты? Нет уж, детка. Алексис засунула руку в нагрудный карман, сжала в кулаке кусочек металлической прохлады, выдохнула, откинула взлохмаченную голосу на кресло и прикрыла глаза. Но страх только усиливался. На колени давил рюкзак. Обычная физическая тяжесть, не более, но как будто трёхкрат. Что, чужое руки жжёт? Иди ты. Надо просто отдохнуть. Чуть-чуть подремать. В пол глаза. И потом станет легче. Я обещаю. А подумать «об этом» можно и завтра, на следующей остановке, в другом мире… В лучшем мире. Под кожей бродил жар. Она слышала пульс в висках. Пробовала считать. Сбивалась. Начинала снова. И снова сбивалась.

Внимание. Эфир. Табличка «On Air!»
ВЕДУЩИЙ: *крупным планом* Это я, Ирвин Белфегор, и как всегда нечеловечески рад приветствовать вас, дамы и господа, на актуальном ток-шоу «Пороки и добродетели». *многозначительно улыбается, держит паузу*
Загорается табло «Applause».
ЗРИТЕЛИ *рады видеть своего героя*
Табло гаснет. Тишина в студии.
ВЕДУЩИЙ: Сегодня мы поговорим о благодарности. О простой человеческой благодарности. *держит паузу, даёт осмыслить*
ЗРИТЕЛИ *осмысливают*
ВЕДУЩИЙ: Часто ли вы задумываетесь, несравненные мои, о том, чего стоит «спасибо», сказанное менеджеру торгового зала, за удачно подобранную блузку? А «спасибо», которое вместе с чаевыми вы оставляете официанту? Или «спасибо» для того, кто перевёл через дорогу пожилую мадам? *держит паузу*
ЗРИТЕЛИ *задумались*
ВЕДУЩИЙ: А вот вам другое «спасибо», «спасибо», сказанное матерью врачу, который только что спас жизнь её ребёнка. *переключение плана* Кстати наш постоянный спонсор предлагает два уникальных продукта «Слёзы младенца» и «Материнские слёзы» по цене одного. За подробностями акции и вопросам приобретения обращайтесь по телефонам, указанным внизу экрана. *изящно указывает рукой на бегущую строку*
Загорается табло «Applause».
ЗРИТЕЛИ *в восторге от спонсорского предложения*
Табло гаснет. Переключение плана.
ВЕДУЩИЙ: Да, мы тоже благодарны нашему спонсору. Не зря же Томас Фуллер сказал: «Благодарность — самая малая из добродетелей, тогда как неблагодарность — худший из пороков». И в связи с этим в студию приглашается наша первая героиня, особа, показавшая нам всю прелесть вероломства и низость человеческой природы. *тоном престидижитатора* Привеееетсвуем Алексис!
Загорается табло «Applause».
ЗРИТЕЛИ *приветствуют героиню дня *
Табло гаснет. Девушка в потёртой кожаной куртке не по размеру, прижимая к себе большой оранжевый рюкзак, проходит к жесткому деревянному креслу, неловко садится и мёртво, пластмассово улыбается.
ВЕДУЩИЙ: Здравствуйте, Алексис. *приветливо улыбается* Это правда, что Вы отплатили чёрной неблагодарностью человеку, который подал руку помощи бедной, одинокой, потерянной в чужой стране больной девушке? И не просто ответили неблагодарностью, но ещё и лишили последнего средства передвижения?
ГЕРОИНЯ: Это не…
ВЕДУЩИЙ: *не даёт договорить, обращается к залу* И знаете, что самое главное?
ЗРИТЕЛИ *не знают*
ВЕДУЩИЙ: Она. Его. Обокрала.
ЗРИТЕЛИ *потрясены вероломством*
ГЕРОИНЯ *судорожно прижимает к груди оранжевый рюкзак*
РЮКЗАК *кричит*

Вопреки желанию, Алекс не оглохла в один момент. Больно, одиноко, мучительно звенело в ушах детским криком. Женщина затормозила, машину дёрнуло, дернулся ремень безопасности, врезаясь под рёбра, и медленно ослабил хватку.
- Что это у вас там?
- Не знаю, - совершенно честно и механически отозвалась автостопщица, нажимая красную клавишу карабина. – Остановите. Я выйду.
Чёрная лента ремня поползла в паз. Младенец, которого не могло быть в рюкзаке, продолжал надрываться. Женщина-водитель не говорила больше ничего, она едва дождалась, пока девушка вывалится из машины. Авто дёрнулось. Непереключённая скорость не дала тронуться с места сразу. Коробка-механика. Редкость для женщины. Скрипнуло сцепление и «лягушонок» рванул через мост, захлёбываясь ступенями передач. И Алексис тут же забыла о существовании «ситроена».
У неё на руках кричал младенец. Девушка, запинаясь, сошла с обочины, скользя к откосу, пытаясь на ходу расстегнуть молнию большого отделения. Она споткнулась, рюкзак выскользнул из рук покатился вниз. Вместе с детским криком. И он не замолчал. Лекс добежала до оранжевого, уже плывущего в глазах пятна, наклонилась, почти разодрала молнию. Белый пеленальный моток. Твёрдая рама. Крик вибрировал в ушах, оседал на пальцах. Девушка, забыв про нож и здравый смысл, стаскивала белые пелёнки дрожащими пальцами. Несколько шагов к старому каменному мосту без перил. Она бросала белые, пахнущие ещё живым ребёнком тряпки в мутную от недавних дождей, ленивую осеннюю воду. Смотрела, как ложатся белы полосы, как они мокнут и текут дальше. По мост. Вон. Ребёнок кричал. Никакого ребёнка не было. Это только у неё в голове страдал брошенный младенец. Пока ногти не заскребли по голой деревянной рейке. Алексис отнесла от себя на вытянутых руках… плоский деревянный ящик с мануфактурным теснением.
Миссис Шелли привозила из Виши ящички с лавандовым мылом. Она не выкидывала их. Весь кабинет был заставлен лавандовыми гробами. В них хранили бумаги, пуговицы и старые фотографии. Что она положила в этот ящик?! Почему плачет ребёнок?! Нет, нет, нет… Даже недоношенного младенца не спрятать в плоскую мыльную коробку. Что там? Пальцы нашли маленькую латунную пряжку на боку ящичка, заскребла ногтями, сломала ногти, содрала кожу на среднем пальце, пряжка не поддалась. От запаха лаванды и крика кружилась голова. Она должна была открыть ящик, должна была понять, что нечему там кричать. Должна! От реек отлетали щепки, впивались в руки. На дереве оставались красные отпечатки и капли. Дерево хрустело в пальцах или пальцы хрустели на дереве. Глазам было горячо.

__________________
*ПМВ – в авиации «предельно малые высоты». Полёт на ПМВ бывает необходим, например, при уходе из зоны покрытия радаров, требует большого мастерства и очень опасен.

 Отправлено: 28.02.10 20:05. Заголовок: Сбрось скорость. Есл..

Сбрось скорость. Если не хочешь чтобы тебе на хвост, как репьи на кобеля, прицепились все дорожные патрули отсюда до Марселя. Ни черта не разобрать, даже черно-белые жестяные ограждения трассы слились в сплошную пеструю ленту.
Стрелка спидометра нехотя поползла обратно. Выдохнув, Вилли понял, как сильно болят сведенные мертвой судорогой руки - от предплечий до пальцев. Далеко за спиной на разрыв трещал тревожный звонок железнодорожного переезда, который он перемахнул под уже опускающимся шлагбаумом на красный.
Из серо-зеленой мешанины выплыли отдельные столбы, дорожные знаки, рекламные щиты, деревья, коробки мотеля. Шоссе вильнуло влево.
Во рту горячо и горько, его бил сдавленный лающий кашель с вязкой мокротой, не сводя глаз с обочин, он машинально сунул руку в бардачок, напрочь забыв что сидит за рулем краденого автомобиля, а не прежней развалины - должны были остаться бумажные салфетки, глаза протереть, сплюнуть.
Пальцам холодно. Наощупь Вилли Ли вне разума опознал предмет без ошибки. Какое бы имя и лицо, он носил, рукоять пистолета он спутать не мог ни с чем. Вытянул, глянул.
Что?
Его собственная "беретта" мирно грелась в скрытой кобуре под мышкой. Плавно затормозив, он перевел взгляд.
В правой руке удобно лежала "Beretta 92 two" с нелепой гравированной монограммой (господи, ну каким же идиотом надо быть, чтобы делать даже дареную "волыну" настолько приметной)
"Lou"...
Мягко шурша по гравию шинами машина жалась к обочине на пешеходной скорости.
Оба пистолета были совершенно идентичны. Вилли осторожно положил находку на сидение рядом, чувствуя сосущую черную пустоту в подреберье, вынул следом за пистолетом ламинированную карточку водительских прав.
Людвиг Хансен. 03.08. 1977...
Буквы в графах расплылись. Слезы теперь не сушил ветер, соль разъедала роговицу.
Вилли Ли жестким рукавом пиджака яростно отер красные веки.
С типовой цветной фотографии на него смотрел он сам. Анфас. Он даже не стал доставать свои права, вложенные в паспорт.
Мелькнуло в памяти удивленное лицо за долю секунды до удара, потом оскал, разлетевшиеся пряди волос - так будто тяжелый человек пытался сделать немыслимое сальто назад.
Вилли уронил права и инстинктивно потер кончиками пальцев переносицу, глянул в зеркальце на лобовом стекле.
Все чисто. Только глаза зареванные, опухшие. Ты еще проверь, на месте ли твои яйца, придурок. Значит "Людвиг"... Рожа та же, пушка один в один, на хэппи бёздей мы задуваем в один день равное количество геморроидальных свечек на торте, только вот он рассекает на распонтованной, как "Шаттл" "бугатти", и стоит она как треть бюджета НАСА за нынешний год, а ты месишь бретонский навоз на прокатной "пежопе"тысяча девятьсот девяносто лохматого года выпуска. Сечешь фишку, братан? Чуешь разницу? У него еще стопудово есть разрешение на пушку, легальный паспорт, мама-папа-сын-собака, и бабы его любят. И домик... Домик с видом на Салониках... И самосадное дерево во дворе. Подарок от Гринпис. Не, все таки жизнь все ставит на свои места. Теперь у него еще яйца всмятку и "фары" под глазами, а у тебя все ОК. Радуйся. Харе Кришна.
Вилли Ли колотил мелкий, зябкий смех. Он не давал ему вырваться наружу - знал, что если засмеется вслух - сойдет с ума. Будет сидеть и ржать, до тех пор, пока не окружат машины с мигалками, не заорут в мегафон невнятное, не выволокут вон и не поставят раком, руки за спину, мордой в капот.
Он вернул найденное в бардачок, так будто с чужих фальшивых вещей на его пальцы могли переползти инопланетные болезнетворные микробы, споры грибка, гнойный мазок лихорадки Эбола.
Стало спокойно легко и ясно. Будто вместо хребта - полая бамбуковая палка.
Он снова, не спеша, вырулил на полосу, с каждым метром понимая, что уже некуда торопиться. Я - вешалка для костюма с чужого плеча. Одну фотографию вынули из альбома и разорвали, вторую - такую же, почти такую же, вложили. Никто не заметил, даже ты сам.
Отдаленно обидно, что не успел поболтать - интересно, ему нравится то же что и мне... Знать бы что еще нравится мне. А он меня узнал? Я его тоже нет. Вот и разминулись, близнец... Неслабая разминка.
Мысли эти он быстро отбросил. Все заслонила плотная густая тоска по "вещи".
Я понял - сказал он вслух - Такая Вещь на свете только одна. Уник, мать ее. Как хорошо.
Одновременно: ярко-оранжевое, как взорванный апельсин, пятно рюкзака на обочине и отдаленный надсадный крик младенца.
Вилли Ли затормозил слишком резко. И улыбнулся, как во сне.
За купами ивняка виднелся двухпролетный каменный мост. Указатель гласил, что автомобильный мост - за поворотом.
Но сейчас ему было наплевать на все указатели этого мира и правила дорожного движения.
Вилли Ли вышел из машины, даже не захлопнув дверцу и не оглянувшись. Серебристая скорлупа на колесах осталась ждать кого угодно...
Как завороженный, он перешел дорогу, большой усталый человек в издевательски белом пижонском костюме - отличная мишень, в любую погоду, кроме снегопада, но в наших краях это редкость.
Подобрал с насыпи и застегнул брошенный рюкзак, перекинул лямку через плечо.
Девушку он увидел сразу, как только ступил на мост. Дорогу плотно отгородили от них ивы.
Она стояла, как мертвец, привязанный к доске, неестественно держа спину, отчаянно царапалась до крови в плоский деревянный прямоугольник. Спекшиеся губы. Все тот же простудный румянец на серых впавших щеках.
Скребется, как кошка, которую не выпускают из горящего дома, забавно, я не замечал раньше, что "вещь" без оболочки так похожа на смотровое окошко в тюрьме или дверку для домашних животных. Не хочу чтобы так.
Черная челка девушки лезла ей в глаза, у ног лежал, как выползок, светлый марлевый бинт.
Вилли Ли, как лунатик, широко сделал шаг по мосту. Вдруг очнулся и резко трезво испугался.
Нет перил. Она увидит меня и упадет в воду
Он испугался не за вещь, а за человека.
Еще пара шагов и он остановился.
Не было в нем сейчас ни каленой злобы, ни ненасытной, на разрыв по швам жадности, ни грязного азарта головореза.
Фалшивый детский визг раздражал. Так механическое хихиканье "мешочка смеха" из магазина приколов не похоже на искренний человеческий смех.
Вилли Ли сказал "вещи".
- Заткнись. - сухо кашлянул и прибавил неуверенно - Пожалуйста. Мы устали.
Крик оборвался резко, будто лопнула пленка на кассетной бобине.
Вилли поднял к груди и развернул пустые ладони. - ничего нет, честно. Сгрузил рюкзак под ноги и переставил поближе - вроде твой? Забирай.
И тут же забыл о ноше.
Он устало присел на край моста, свесил ноги.
Внизу в быстрине клонились плети водорослей, к ржавому штырю пристал и полоскался длинный белый бинт.
Вилли Ли обхватил колено ладонью, подпер кулаком подбородок, взглянул на стоящую Алекс снизу вверх и спросил просто и грустно:
- Как ты думаешь, куда она течет?

 Отправлено: 01.03.10 00:51. Заголовок: Вздрогнула. Не на но..

Вздрогнула. Не на новый звук, а от того, что прекратился визг. Опустила руки. Страшная вещь вдруг оказалась зажата в рассаженных пальцах так небрежно и равнодушно, как пустая коробка из под конфет, как пара перчаток. Алекс ещё какое-то время смотрела перед собой в воду. Отвела свободной рукой пряди с лица. На лбу осталось влажное пятнышко, пальцы путались в волосах. На скулах и щеках подсыхали и тянули кожу влажные дорожки.
Почему-то вспомнилось, что текущая вода по повериям останавливала разную нечисть. Этой оказалось похрен. Только он заткнул. Теперь, обернувшись к сидящему на краю белобрысому мужику, девушка это поняла. Деревянный угол рамки ткнулся в идеально скроенное пиджачное плечо.
- Забирай. И проваливай.

 Отправлено: 01.03.10 00:53. Заголовок: Вилли взял "вещь..

Вилли взял "вещь", легкую и холодную. И вправду коробка. Прямоугольная, со стершимися цветными буквами "Loto "ABC" "мой первый день" такие лет двадцать назад принято было дарить школьникам начальных классов. Внутри - стандарт. Карточки Лото-азбуки, цветные карандаши, фломастеры шесть цветов, детский пластиковый калькулятор, ластик с клубничным или карамельным запахом, линейка или треугольник и не к месту шоколадный батончик с вязкой нугой. Совершенно несъедобный, в отличие от ластика. К ней должен быть ключик. Но ключика нет. Вилли машинально встряхнул запертую коробку- внутри одиноко перекатывалась и погромыхивала о края мелочь: то ли пуговица, то ли желудь. Он перевернул коробку - корявым детским почерком на задней стенке было процарапано ручкой, а потом обведено выжигателем: Мon dernier secret.*
Вилли уложил добычу на колени, не спешил вставать. Хотелось улечься набок, тиснуть вещь под голову и спать. Он невозмутимо ответил:
- Не бойся. Я скоро пойду. Хочешь со мной?

----------------------------
"моя последняя тайна" "мой последний секрет". (фр)

 Отправлено: 01.03.10 00:53. Заголовок: Когда мальчишки вдво..

Когда мальчишки вдвоём бегают в салки, до одури, сначала назначая по жребию, на кулачках, решают кто водит. Тут же слетают с языка обидные дразнилки, пятки сверкают, слёзы на глазах, нешуточная погоня. И кубарем по траве. Крик «Догнал! Догнал!» Двое не смеются, задыхаются. Они снова друзья. Странная и бессмысленная игра. С точки зрения взрослых.
Без этой дряни в руках она почувствовала себя свободной и уставшей, как сотня галерных рабов после шторма. По прежнему дурно и душно пахло лавандой. Это вызывало неорганическую тошноту. Но в его руках тварь оказалось как опасное насекомое в террариуме: можно даже повернуться спиной, только очень не хочется.
Пожала плечами. Не в ответ, а чтобы не отвечать. Отстранённо оглядела свои сбитые руки. Куча ссадин и ни одной занозы. Тварь.
- Спасибо, - буркнула из-под чёлки, приседая на одно колено у рюкзака.
Кое-как вытащила бумажные платки и попыталась вытереть пальцы. Щипало и липло. Хотелось заплакать. Снова. Но Алекс только роняла зло смятые комки. Подбирала с камня и забивала в карманы. Бессмысленно, как будто перебирала гальку на пляже. Наконец взяла себя в руки и взглянула на парня. Белый костюм с иголочки, чистое лицо. Ни следа от синяков. Только глаза покрасневшие от ветра. Ему же и тридцати нет.
- Где ты это подцепил, Дориан Грей? – она даже усмехнулась.

 Отправлено: 01.03.10 00:56. Заголовок: - Украл. - без паузы..

- Украл. - без паузы брякнул Вилли, сам удивился и поспешил обратить дело в шутку - У одного немца. Его фамилия Дроссельмейер, он живет на луне и кормит птенцов глазными протезами. У него в загашнике есть еще Копье Судьбы, челюсть Ади Гитлера и кирпич от Берлинской стены. (на этом его познания в великой германской культуре иссякли).
Совершенно искренне он соврал, даже не моргнув:
- Если честно, я не помню точно. А с хрена ли Дориан Грей? Он же пидарас и умер уже... "

Откровенный бред казался на удивление логичным, он бы не удивился, если бы девушка достала из рюкзака горячий кофейник, сахарницу и две чашки. Или еще что нибудь эдакое... Необходимое в дороге. Например резинового паука на пружинках или гипсовый бюст Наполеона с эмблемой "всегда "Coca-Cola".

 Отправлено: 01.03.10 00:56. Заголовок: - Очень остроумно, ..

- Очень остроумно, - фыркнула без выражения. - Забей. Не хочешь быть Греем, будешь Волшебником страны Оз. Мне уже всё равно, знаешь ли, - она даже хамила устало и ненатурально.
Вообще, держалась девушка так, будто они застряли в одном лифте и ждут мастера: невпопад поддерживала трёп, чисто по тому что делать больше нечего, и занималась своими мелкими делами.
Кое-как разобравшись с руками, Алекс деловито достала небольшую косметичку на молнии и выудила оттуда зеркальце. Ничего хорошего там не ожидалось.
Ой, мама...
Дамы могут покурить и оправиться.
Она мрачно стрельнула глазами в собеседника и снова уставилась в отражение. Рядом с этим свежевылупившимся из сливной пены Афродитом, было стыдно торчать чёрти в чём и со всем тридцатью тремя несчастьями написанными на лице. Надо было хотя бы умыться. Толку-то… Дура-девка, о чём думаешь? Зеркальце и косметичка сердито отправились обратно. Она потерла лоб, длинно выдохнула.
- Извини, - и сама посмотрела в странные серые глаза.

 Отправлено: 01.03.10 00:59. Заголовок: - Ничего страшного. ..

- Ничего страшного. Ты классно выглядишь. – Вилли Ли просто «перло» от собственного великодушия. Блаженное, медового замеса ощущение. Ложная тревога, отбой, отлив, счастливый финал кошмара. Слава тебе, Великий Отходняк.
Добрые эльфы наскоро замазали готическое «Epic fail» и намалевали поверх розовой краской «Happy end», еще чуть-чуть и расцветут по берегам ромашки, в затоне у берега заколышутся кувшинки и отовсюду запоют рисованные диснеевские пташки.
Он держал «Вещь» с виду небрежно, пустяк, потрепанная тара, но на самом деле на левой руке даже костяшки пальцев побелели. Вилли наконец-то продышался по полной, под жилетом плотной волной «ходили» круглые бока.
Работает, работает старик Пародокс, главное не делать лишних движений, не париться, мыслить позитивно, черное Вуду мастдай, долой Лавкрафта и Пиночета, да здравствует белое Дао, журнал «Мир Барби» и Мать Тереза.
Хотелось посвятить остаток жизни добрым делам. Выпустить из аквариума рыбок. Накупить леденцов M&M’s и раздавать на перекрестках детям, моющим автомобильные стекла.
Мысль о детях, почему-то не вдохновила, он даже мимолетно поморщился – но тут же без усилий заменил детей на стариков, а леденцы на теплые пледы. «и библии?» - въехал некстати нехороший внутренний голосок. «И библии» - покладисто ответил сам себе любвеобильный Вилли Ли. «алжирским иммигрантам? Библии? И свиной колбасный фарш». - не унимался голосок.
Вилли Ли, осторожно поглаживая угол коробки, любил весь мир в целом и по отдельности. Он наконец поднялся, отошел от края, крепко держа «вещь» под мышкой, с губ не сходила лучезарная улыбка сдобного идиота.
Стало так хорошо, что аж тошно, как будто переел жирной халвы или рахат-лукума, такого стеклистого, вязкого, в сахарной пудре. Консистенции глицеринового мыльца. Подкатило под горло.
Улыбка явно стала «вполнакала», а потом и вовсе исчезла. Он уставился на Алекс, так, словно она могла знать ответ, или была «последним красным проводком» из триллера с террористами, который нужно перерезать, чтобы бомба не взорвалась.
Господи...я же в дерьме по уши. И девку впутал... Маньяк.
Он вспомнил как стрелка спидометра шкалила за 200, как в унитазной чаше мокро звякнули молочные зубы... Хватит врать себе. Я действительно не помню, как меня зовут. И если я буду тут торчать, я опоздаю в Лион.
Этого нельзя допустить! «Вещь» потяжелела в руках, как чугунная плита, будто поддакнула. Он попятился и еле выговорил:
- Тут такое дело. По ходу надо отсюда убираться. С минуты на минуту фараоны явятся. На тебя никто не подумает. Ты доедешь одна до города?

 Отправлено: 01.03.10 00:59. Заголовок: Лекс захотелось плюн..

Лекс захотелось плюнуть под ноги. Вульгарно и демонстративно, сживаясь с байкерской курткой с чужого плеча и грязными дорожными забегаловками. Но из положения сидя эффекта не будет. Вообще, такие жесты смотрятся эффектно только в фильмах про американских кавбоев, американских же бандюков и итальянских мафиков. Или вот, ещё вариант – оттопырить средний палец в интернациональном (спасибо папочке Голливду!) жесте. Дешёвка. Этот тип в своём белом костюме с мордой типа «скушай лимончик», явно просившей ещё и кирпича. И ты со своими грёбанным извинениями, которые нужны как фантик от презерватива. А чо ты хотела-то? И какого хрена наворотила? Кого и от чего спасала… Не твоя печать и не твоего ума дело.
Вещицу она демонстративно больше не замечала. А без неё было вообще непонятно, с какого перепоя они тут торчат. Как идиоты ещё и вскочили одновременно.
Вот и поговорили.
Девица поднялась (в голове гневно нехорошо загудело), ещё раз наклонилась, чтобы дёрнуть молнию, закрывая оранжевый зёв, выпрямилась, оправила полу куртки и закинула рюкзак на одно плечо. У неё даже осанка стала совсем другая. Мальчишеская сутулость и расхлябанность.
Какие, к едрени, зеркала-пудренницы-умывальники? Кому они здесь нужны?
Она по-пацански прищурилась, видя, как мистер-белый-костюм меняется в лице. Проблемы, парниша? Нет, ошибаешься, у меня всё ОК. Слишком много вопросов. Давайте поднатужимся и засунем их в чей-нибудь зад.
- Будь спок, дядя. Не отсвечивай, - она хищно показала в усмешке такие неопасные человеческие клыки.
Щёлкнули раскрываясь дужки очков. Она подмигнула и тут же спрятала глаза за зеркальными стёклами. Проходя мимо, чуть задела плечом, сделала ещё пару шагов по мосту, но не дойдя до берега, вернулась. Тонкие пальцы с пятнышками свежих ссадин бесцеремонно поймали широкую ладонь, повернули, как будто Лекс собиралась оценивать длину линии жизни попутчика или девственную чистоту ухоженной кожи. Но она только вложила в руку мужчины что-то мелкое, металлически-прохладное и сухо и горячо сжала своими пальцами его ладонь в кулак. Кивнула «Ну, бывай» и быстро зашагала к подъёму.
Через десять шагов девушку со спины уже было не отличить от парня. Хичхакер. Человек дороги. Зашуршали шаги по насыпи. Кеды загребали гравий. Почти у самого верха она неудачно ступила, пошатнулась. Рюкзак-апельсин второй раз покатился с насыпи. На этот раз наперегонки с владелицей.

И далее везде

 Отправлено: 02.03.10 04:36. Заголовок: "Не отсвечивай&#..

"Не отсвечивай"? "Дядя"? Ну, стервоза... За что? Напугал ее... Понятное дело
Вилли с обалделым восхищением и горечью проводил взглядом фигурку задиристой пацанки, вздрогнул от прикосновения и нехотя разжал кулак, будто боялся упустить вложенный в руку "секрет".
Пистолетный патрон.
Он вспомнил пустую ячейку обоймы. Резануло сразу, добела, поперек души. Обида.
Нужно все ей объяснить, нельзя просто торчать, как белое пугало посреди моста. Он снова стиснул кулак так, что опасная мелочевка впилась в мякоть, другую руку холодно оттягивала обретенная "вещь".
Эта мирная, почти живая тяжесть (я здесь, тебя никогда не оставлю) придавала ему уверенности, будто баюкал на сгибе локтя дремлющего ребенка или ощупывал плотно набитый кожаный бумажник после удачной ночи в Монте-Карло, равнодушно клади фишки на черное или красное, все равно выпадет "зеро".
Детская, тесная как шкафчик в школьной раздевалке, обида оказалась сильнее ложной уверенности в себе. Ужасно хотелось догнать девчонку и отвесить ей "леща" по заднице, или сказать что-нибудь умное, вроде "сама дура". И вообще это у меня все ОК, нужна ты мне десять раз, подумаешь, мало ли засранок на трассе голосуют, тоже мне хрустальная принцесса, королева из сосисочной!
Вилли Ли широко и шибко пошел по мосту следом за попутчицей. Бежать не солидно, да и сил нет, вымотался порядком. Вот и насыпь. Отлично. Успел. Он тиснул патрон в тот же карман, куда до этого сунул кольцо - металл цокнул о металл.
Фигурка дрогнула на верхушке косогора и упала, как кукла. Опрокинулся в репьи и бурьяны яркий круглый оранж рюкзака. Вилли Ли побежал не раздумывая, легко бросил "вещь" на ступеньки моста, раскрыл руки, ловя - знал - не игра, не обман - так бескостно тряпочно тело падает только при отключенном сознании. Он перехватил Алекс на середине косогора, приподнял было - мотнулась голова - зубы оскалены и сжаты, в щелке меж веками тусклые белки закатившихся глаз. Обморок.
Вовремя...
И тут Вилли Ли услышал "соловьев".
С юга, севера, запада, востока налетел и ударил в барабанные перепонки до мигрени заполошный вой полицейских сирен.
Это на трассе. Слышно взвизгнули тормоза на веерном развороте.
Налетели орлики... Ой, мама...
Вилли резко присел на корточки, бережно положил девушку на гравий, отполз в сторону, дыша сквозь зубы, раздвинул ивовые ветки. Осторожно выглянул. Гулко колотнуло сердце в горле.
На мокрой трассе вокруг угнанной "бугатти" стояли сразу три машины - одна полицейская и две "люльки" дорожного патруля со значками минобороны. Хлопали дверцы, слышны были хрипловатые обрывки переговоров по рации, деловито мелькали фуражки и каскетки, форменные брюки с лампасами, короткие рукава голубых рубашек с гербовыми нашивками. Сержант коротко приказал - и двое растянули вдоль и поперек участка дороги легкие заграждения с черно-желтыми пластиковыми лентами" danger".
Тот же сержант кивнул, выключил рацию и уверенно попер с напарниками по направлению к мосту.
Вилли Ли, не моргая, уставился на них, покусывая ноготь на большом пальце.
Очерчивают квадрат поисков. На хуй отсюда... Но куда? На мост нельзя... Вдоль берега и вброд. Знать бы еще куда ведет мост... Девушка? Не успею забрать... Ч-черт.
Он понимал что в первую очередь "флики" найдут потерявшую сознание попутчицу.
Панику он убил в себе так же резко, как и сорвал ноготь зубами до мякоти. Задом, не разгибаясь, пополз на карачках с насыпи, подхватил "вещь", тиснул неудобную ледяную деревяшку под ремень, закутал полой пиджака, как живую.Вещь злобно врезалась в живот, вгрызлась углом под печень, тесно, будто мстила - как смел бросить, паскуда?
Под коленями и локтями звучно осыпался гравий. Вилли Ли рвался вниз, в ивняки, к топкой подошве холмов над речонкой.
Голоса полицейских были слышны уже явственно.
- Винсент! Здесь женщина!
-Жива? Ранена?
- Дышит, крови не видно, сигналь медикам.
- Линоа, через мост. Колацки, со мной, помоги поднять...
Снова затрещала и защелкала рация.
Под косогором Вилли сразу ухнул в воду выше колена, побрел, вырываясь из плотной ряски под пролеты моста - из под арок пахнуло плесенью, селитрой и нужником. Под ногами на узкой полоске топкой жижи хрустнула мятая банка из под пива, изнутри мост был исписан матерщиной. Вилли прикусил нижнюю губу, припал спиной к изгвазданной влажной кладке. Шаг за шагом пробирался дальше. Споткнулся, проехался ботинками по грязи, плюхнулся плашмя, но успел подставить кулаки. Лежал, дышал, давя кашель. Слышали всплеск, или нет? Какая разница - они точно заглянут под арки.
Вилли миновал мост, оглянулся через плечо, и чуть не по пластунски пополз туда, где ивняк погуще и торчали гигантские белые зонтики борщевиков выше человеческого роста. В некоторых местах приходилось снова идти то по колено, то по бедра в мутной илистой воде.
Каждую секунду он ждал мегафонного окрика или выстрела.
Ноги сами несли куда угодно - лишь бы побыстрее и подальше отсюда. Речка плавно поворачивала, лучше было не ломиться так явно, как кабан в орешнике, а отсидеться по тихому.
Словно в подтверждение своим словам, Вилли запнулся о корень, упал снова, но на этот раз уже не вставал, пополз, с трудом подтягиваясь, отталкивая коленями и локтями осеннюю землю, изо всех сил затискивая громоздкое тело в сплетение серебристых ивовых лоз и прутьев краснотала.
"Вещь" понемногу перенимала тепло человеческого тела и уже не так холодила кожу. Сжалилась и задремала, не мешала ее спасать... и на том спасибо.
Он коротко ойкнул и скатился в глубокую, как могила, ямину, прятавшуюся в зарослях. Неловко подвихнул левую руку и крепко приложился виском. Густо и жирно воняло разрытой землей. Не помня себя от злости, страха и азарта, беглец прерывисто выдохнул, отер подбородок грязной ладонью, и затих, обхватив голову руками. Над светлыми прядями на затылке, тут же затолклась и зазудела прибрежная мошкара.
Он то ли сторожко прислушивался, то ли провалился в мертвенное оцепенение на грани сна и яви.
Полицейские сирены завывали уже отдаленно и глухо, в кустарнике порхнула птица, мирно, будто колыбельная, журчали в коряжинах мелкие бурунчики нечистого течения...

------------------
"флик" - прозвище французских полицейских.

 Отправлено: 03.03.10 04:11. Заголовок: Мягко стелют… - перв..

Мягко стелют… - первая мысль за двадцать минут.
Вилли со стоном заворочался, почва под боком продавилась и заскользила, как сало. Потек слезоточивый смрад.
Сырая ямина, в которой схоронился беглец была полна до краев полусгнившими охапками дорогих цветов. Гвоздики, лилии, герберы, хризантемы, каллы, гидропонные губчатые, как опухоли, розы, лишенные шипов и аромата. Впрочем, теперь запах появился – как от затхлой воды в вазе с забытым на пару недель букетом. Цветочные композиции гнили в целлофане, гофрированной бумаге и золотистых лентах, некоторые – в свадебных венках на ржавых каркасах, некоторые с золотыми буквами на черном "Дорогой маме от..." "Мы тебя не забудем"... "Любимый, спи..."
Попадались и роскошные оперные корзины – для юбилеев и театральных премьер, полные опавших лепестков и бурой слизи на атласной выстилке.
Похоже, что на обочине трассы под насыпью стошнило пафосный салон флористики, из тех, где не держат ценников меньше пяти сотен. В ослизлых стеблях сновали золотистые и зеленоватые бронзовки. Над кучей поднималась душная силосная испарина.
Вилли , всхлипнув, выполз из гнилостной подстилки, чуть не засадил в ягодицу прут распавшейся корзины.
У него не было сил задумываться, откуда взялась в яме эта великолепная гниль. За малое время в одежду и волосы намертво въелась компостная вонь.
Мелкий дождь сеял не переставая. Вилли казалось, что он разбух от влаги, как женский тампон.
И, как назло, хотелось пить. В ближайшей стоялой луже он кое-как умылся. Стараясь не бередить кишащую прудовую мелочь и донный ил, он зачерпнул горсть и пригубил, стоя на четвереньках. Потом просто плюхнулся на брюхо и стал хватать воду ртом, фыркая от жадности, Вилли не чувствовал привкуса. Перевалившись на спину, он блаженно вздохнул.
Надеюсь, я сейчас не наглотался члеников бычьего цепня или иной веселой микробиологии.
Поднапрягшись, он вспомнил почти дословно абзац из медицинской брошюрки для туристов, которую выдавали в самолете, на котором он летел в Дубаи лет пять назад:
«Глисты очень опасны. Личинки некоторых глистов странствуют по кровеносным сосудам, поселяются в мышцах, даже в глазах и мозге. Интересуйтесь видом своих фекалий. Вы можете обнаружить там маленьких белых червей, или больших красных, или похожие на лапшу членики, отвалившиеся от тел плоских глистов»
Вилли проклял свою цепкую память, поднялся на ноги, морщась.
Хорошенькое чтиво для состоятельных курортников, на пути к Персидскому заливу.
Но и банальная дизентерия, честное слово не входит в мои ближайшие планы. Смерть, достойная «премии Дарвина» - в двух шагах от победы в буквальном смысле изойти на говно. Добрый Боженька, не допусти этого, пожалуйста. Заранее спасибо. С уважением. Вечно твой: W.L.
Он оглядел себя и довольно фыркнул: Таких не приглашают на фуршеты, и не берут в большую восьмерку, Джей Ло, малышка на миллион, не целует их в щеку на красной ковровой дорожке лестницы в Каннах под рев толпы и блицы папарацци, понтовая белизна костюмчика от штиблет до лацканов в глинистой тинистой дрянце, в кармане ствол, и левый паспорт и банковская карта, которая нужна здесь не больше, чем в жопе зубы - вряд ли вон то корявое дупло сойдет за банкомат.
Я король мира, елки палки. Сыграем в прятки...
Вилли Ли слушал дальние полицейские сирены, как школьник - позывные детской передачи по радио. Сладко потянулся, сцепив в замок руки над головой.
От этого движения "вещь" не выдержала напора тела и выдавилась из-под ремня, с фанерным пустым грохотцем упала под ноги.
Плоская, как и всегда, прямоугольная коробка. Без рисунка, без наклеек. Различим "павлиний" узор сучков на обтесанной плотником раме... дверки.
Деревянные рейки подогнаны одна к одной. Окованная замочная скважина и под ней - изящная мебельная ручка "под старину". Поблескивали на заусенчатой поверхности капельки дождя.
Вилли, оперся ладонями о круглые колени, присел на корточки над ней, склонил голову к плечу, отдул мешающие пряди волос от рта. Ему было любопытно. Он уже привык к переменам "вещи", робко потянулся замаранными пальцами к узорной ручке.
С той стороны лежащей на мокрой земле "дверцы" раздался легкий, шаловливый стук.
Два быстрых. Три коротких. Пауза. Тук. Тук. Тук.
Кто-то с той стороны баловался. Барабанил маленьким кулаком - тайный код, ритм песенки или просто так, как дети водят прутом по штакетнику для баловства.
Вилли, холодея, взял "вещь" в обе руки, прижался ухом, как к груди - дышит - не дышит.
Стук повторился. Нетерпеливо. Короткое легкое дыхание в паузах, отдаленная музычка, какая пищит под Рождество в витринах, под мигание гирлянд и звон колокольчика Санты, и мигает красный нос оленя в санках и сыплется в стеклянном яйце искусственный снег...
Вилли встряхнул "вещь", осторожно взглянул в замочную скважину одним глазом и тут же зажмурился. Из отверстия весело тянуло мартовским талым холодом, бил яркий дневной свет. Тепло пахло жареным арахисом, мокрым асфальтом и яблоками.
- Кто там? - хрипло, вслух спросил большой усталый человек в грязной одежде.
И услышал ответ, приглушенный деревом:
- Открой. Это я.
... Вилли, прикусив костяшки кулака, покачался с пятки на носок. Ответил трезво и сухо.
- Да пошла ты.
И щедро швырнул вещь в заросли, в цветочную ямину - захрустели тонкие ветки ивняка, глухо шмякнуло.
Он шарахнулся, забалансировал руками, вздернул себя на ноги и неуклюже вломился спиной в кусты, взвыл - икру распорола до крови острая сломанная рогатина - сразу стало тепло и мокро. Штанина до колена надвое. И тут же промокла алым.
- Не бросай меня! - тосковал голосок, и снова - уже отчаянный стук - молотили обоими кулаками в дверцу, которой нет.
Вилли тяжко побежал, прикрываясь рукавом от летящих в глаза стеблей борщевика и плюща, душившего ивы и вербы по берегам.
Сейчас "мистер Ли" был готов напороться на арест или выстрел.
В любом случае... Высплюсь.

 Отправлено: 03.03.10 05:06. Заголовок: Под уклон бежать был..

Под уклон бежать было легче, но не мешало бы смотреть под ноги. В подлеске кустарников запутались вросшие в мох по пояс валуны, ноздреватые, розовые и серые, как пемза.
Ивы расступались и снова смыкались, как плетеные беседки...
Вилли, сильно хромая, обошел наваленные частью на косогор, частью в речной затон сгнившие шпалы. Поднял голову - сквозь заросли слезно сквозило пасмурное холодное рваное небо сентября.
Добро пожаловать в реальный мир. Я выбросил ее, я ее не хочу. Не могу и не буду. Дед говорил - тот кто обедает с дьяволом должен запастись длинной ложкой. Только когти у "старины" всегда длиннее.
Бля... как жрать-то хочется. Дурак, это просто пословица. Интересно, что дьявол ест на обед? Жареное с хрусткой корочкой, жирное, соленое, перченое, все, что нельзя..." Я от немца ушел, я от полиции ушел, я от бога ушел, я от дьявола ушел, а от тебя, Вилли Ли, и подавно уйду...
Так он бодро приговаривал про себя. Задыхаясь и кашляя, ронял темные пухлые капли крови в лопухи, как растаявшее клюквенное мороженое.
Просвет кустарника у реки.
Вилли, оскальзываясь, затормозил, сгреб рубаху на груди - кололо сердце.
Молодая женщина, сидя на корточках к нему спиной, мочилась, как лисица, в мох.
Вилли оторопело уставился на ее спущенные джинсы и трусики, красную блузку в белый горох и косынку из той же крикливой ткани на вечной завивке цвета «лиловый баклажан», который так и сигналил на весь лес: привет. У меня нет вкуса и денег на приличную краску для волос».
Она встала, вильнув плоским задом, промокнула между ног перемычкой белых трусиков, заправилась, и заявила резким голосом, не оборачиваясь:
- Стойте, где стоИте! Я вас боюсь!
- Мадам... я...
- На вас лица нет. Абсолютно, - заметила бабенка упоенно. - У вас кровь!
Вилли прикрыл глаза. Конец. Она меня попалила.... Сейчас закричит.
- Я просто гуляю.
Женщина обернулась и быстро показала ему язык с прилипшим черничным листом. Вилли не успел запомнить примет.
- Не отпирайтесь, вы подсматривали, как я писаю, что если теперь вы меня изнасилуете!
Вилли привалился плечом к дереву, улыбнулся, как он надеялся, очаровательно.
- Мадемуазель…( на редкость тупая сука) Как вы могли такое подумать… (королева тупых сук) Я - турист. Я заблудился. У меня есть карта и надежда на спасение. Слышите, меня уже ищет полиция. Я подышу и пойду. (самая тупая сука на конкурсе тупых сук) Пожалуйста, не кричите, я хорошо заплачу вам, неужели вам так сложно помочь человеку?
- Спасение это просто, как крем-брюле с кокосовой стружкой – согласилась женщина. – Вы любите анис? Я его обожаю и мой муж тоже. Анис мягчит гортань. Особенно если настаивать его на стрижах.
Она выдала эту белиберду и плавно попятилась, как в балете, мелко семеня. Она не показывала спины. Каждый шажок ее лаковых алых босоножек поднимал из перепревшей «подушки» лесного подгнилка рои белой мошкары.
Следы быстро заполнялись темной влагой. Она удалялась, будто в насекомом тумане по щиколотку.
Манила, шевеля темно-красными, как печенка на срезе губами:
- Идите за мной. Трус. Лицемер. Неудачник. Вы бросили ребенка в беде. Вы прогнили изнутри. У вас нет совести. Кусок дерьма. Животное. Не больше чем ничего. Импотент. Педик. Могильная свинья. Корм для морга. Ни богу свечка, ни черту кочерга. Иди ко мне, ударь женщину по лицу, шагай по трупам, вырежь из меня почку заживо на продажу, ведь это все на что ты способен, мокрая крыса. Лжец. Лжец. Лжец. Я плюю на тебя, ты слышишь, плюю!
Не просто тупая сука. А еще и обдолбанная. Как мне везет, джизус лавз ми, как мне везет на людей…
- Мадемуазель… Мадам. – Вилли подволакивал ногу следом – не так быстро. Что я вам сделал?
Женщина отпрыгнула за дерево – ее выдернуло, как зуб из поля зрения, пару секунд еще рябил белый в алом горох косынки, - так на сетчатке отпечатывается пламя задутой свечи, прежде чем померкнуть.
Вилли попер на пролом, уже не отдавая себе отчета, убью суку, никто не увидит... Никто не узнает.
Лицо горело.
Он с хрустом выломился из зарослей и ладонями наотмашь ударился в цветочное гнилье.
Прямо перед лицом - дверца в рамке.
- Откройте! Кто нибудь! Откройте! - надрывался на всхлип голосок.
Вилли закрыл лицо руками, заорал:
- Нечем!
- Дяденька! Пожалуйста, ключ! - голосила вещь.
... Он сидел, скорчившись, над дверцей - оттуда кто-то ломился так, что дощечки ходили ходуном. Изнутри "вещи" бился, уже без крика, маленький гость. Вилли бессмысленно перевернул плоскую коробку
"двери" - ничего, просто задник как у старого зеркала - фанера горбылем, вспучившаяся пузырями старая краска.
Изнанка.
Но с лицевой стороны - там где скважина - было светло и ясно... Если бы не отчаянный стук из нутра.
Вилли вывернул карман пиджака и брюк.
Посыпались скомканные бумажные платки, блистер "долипрана" с тремя таблетками, зажигалка, пачка сигарет... Оборванная цепочка, кольцо на ней... На секунду отрезвило прикосновение к этой надежной прочной, как земная ось, вещи, но сейчас не то, не то...
Он нащупал на дне брючного кармана что-то мелкое, металлически-прохладное. Патрон от "беретты", который мне отдала Алекс...
Сжал в грязном кулаке, разомкнул ладонь. Глянул. Нет. Патрона не было.
На ладони поперек линии жизни лежал ключик. Маленький. С желтой ниткой мулине на головке.
Вилли вставил узорную бороздку в замочную скважину вещи.
Повернул влево. Потом вправо.
Щелчок.
Он зажмурился, берег последние остатки разума. И потянул ручку дверцы на себя. Скрипнули шарниры. Створка распахнулась настежь.
Резкий оттепельный ветер из проема взметнул пряди светлых волос, Вилли отшатнулся было, но приник. Не мог оторваться. В деревянной рамке распахнулась небывалая глубина, треугольная сияющая перспектива светлой улочки старинного городка. Оранжевый студеный закат. Хлопьями падал снег. Черепичные скаты крыш, вывески. Городок в табакерке. Желтые фонари вереницей тянулись вдаль.
К окошку с рамой в виде буквы T изнутри приникла девочка, поправила край яркой лыжной шапочки на виске.
Щеки румяны, глаза блестят, выбился русый вихор из под вязаного узора. Она словно заглядывала в почтовый ящик, приподнявшись на цыпочки.
Живая, запыхавшаяся от беготни под первым снегом, девочка протянула руку из за рамки - Вилли ответил, подушечки пальцев соприкоснулись. Запах арахиса, нуги, хвои, мандариновой цедры стал сильнее. Его скулу обдало теплое дыхание, девочка за окном или дверкой была реальна - он видел поджившую заедину на губе, неровные молочные зубы, родинку под левым глазом.
Девочку можно было потрогать, взъерошить волосы, натянуть на нос шапку.
Вилли Ли внятно услышал голос девочки-из-сияющего-ящика:
- Привет! Меня зовут Марина Сабатье. Мне восемь лет. - гостья запнулась, отбарабанив то, чему ее учила мать "запомни это если потеряешься!" как гравировку на собачьем ошейнике. Она помолчала, и тепло прибавила, рассматривая собеседника - Я живу в Калифорнии. Я тебя люблю.
Вилли, теряя силы, улегся на живот, поставив перед собой "вещь", как ребенок - раскрытую книжку с картинками или экран ноутбука с поставленной на паузу "аркадой" - бродилкой.
Вилли подпер подбородок свободной рукой, приблизил лицо к смешной рожице девочки за окошком, едва не касаясь щекой щеки, и ответил с улыбкой:
- Привет. Я тебя тоже.
Он принял правила игры.
Которых нет.

 Отправлено: 04.03.10 08:29. Заголовок: Бригада скорой работ..

Бригада скорой реагировала деловито и споро.
Алекс перенесли в машину. Кто-то из полицейских передал санитару рюкзак.
Сняли куртку, ассистент ломал стеклянные головки ампул. Пикал датчик давления. Женщина-врач закончила сосредоточенные быстрые по-жречески манипуляции, оттянула дрогнувшее веко, зрачок реагировал, девушка приходила в себя.
Резкое падение АД, брадикардия, повышенная температура. Хрипы в бронхах.
Ассистент объяснялся с полицией:
- Признаков алкогольного или наркотического опьянения не наблюдается. Предположительно переутомление, респираторная инфекция, точный диагноз будет известен в стационаре.
Один из рядовых ажанов был отряжен в сопровождение.
Хлопнули дверцы, скорая тронулась на разворот.
Женщина, заметив, что Алекс шевельнула рукой, доброжелательно и четко заговорила:
- Мадемуазель, я - ваш доктор, Роза Лефевр, мы едем в Центральную больницу Ле Мана, если вы можете говорить, назовите ваше имя и фамилию, вы хорошо слышите меня?
Белый "медицинский" свет внутри звуконепроницаемого короба "Ambulance", жесткая твердая койка под спиной, комнатная температура при которой не чувствуется тело, след от инъекции на сгибе локтя. Особый неуловимый и очень тревожный запах антисептика.
... На трассе остались лишь полицейские и дорожный патруль. Ждали отклика и указаний. Моро дал сигнал по постам сельской жандармерии об оцеплении квадрата, вызвали кинологов.
На мосту и в зарослях под ним уже мелькали голубые форменные рубашки и каскетки.
Работа шла грамотно, действия координировались по связи.

 Отправлено: 09.03.10 00:11. Заголовок: Меня зовут Патрик Са..

Меня зовут Патрик Сабатье. Мне десять лет. У меня была мама, теперь есть Виржини, у меня есть отец и братья и новый адрес. У нас есть электрическая плита, микроволновка и плоский телевизор. Папа принес плоский телевизор из магазина. Там был пенопласт и такая прослойка с пупырышками, которые прикольно лопать. Я стал их лопать, а мне сказали: иди на улицу. И я пошел.
У нас есть машина с прицепом. Когда мы жили в Дижоне у нас была собака Марта. Она была большая. Ее отвезли к доктору и она уснула. Когда мы жили в Париже у нас была кошка, ее звали Кошка. У нее в животе были котята. Потом пришли счета и мы уехали, кошка теперь живет в парке через дорогу, она стала дикая. И ждет, когда мы приедем опять.
Мы живем хорошо. Наш дом около дороги, номер пятьдесят три. Рядом рынок, игровые автоматы, платформа с вокзалом и бакалея. В бакалее работает Нина, она большая, она пьет из бутылки и дает нам в кредит крупу и хлеб. У нее нет правой сиськи - когда она пьет, она показывает, что в лифе у нее такая штука, розовая, как желе, ей дали в больнице вместо. У Нины сидит муж. Он гонял машины. И теперь сидит, она его ждет, но спит с Мишо, он торгует мясом и у него есть башли.
Ночью светофор мигает только желтым. И я вижу на потолке как светят и едут большие машины с ковшами и фуры с фарами тоже едут далеко.
С кухни через окно видно железную дорогу. Скорый из Парижа в Кале едет в два часа и в восемь, а когда идут товарные, то на полках скачет всякая посуда и Виржини говорит: мать твою!
Она трет на терке морковку и всегда ссаживает пальцы и шипит и дует на них.
Иногда мы ездим в Ле Ман и там едим в "Маке", там чисто и музыка. Когда мы идем со стоянки я повисаю между руками отца и Виржини на подскоке. Мне говорят: иди нормально, еб твою мать. И я иду нормально. Еб твою мать.
Там всегда есть надувной клоун, лук, кока и плавленый сыр. За большим окном трасса, фонари и дождь. Там за столиком была девочка, у нее была красивая шапка. Она уронила поднос. А я взял и подошел и отдал ей мой соус в пакетике. Мне сказали: отойди, ты приемный, вы едите с арабами. И я отошел, как сказали. Мы никогда не едим с арабами. Отец говорит, что арабы, евреи и кризис выгнали его с работы. И если бы не пенсия, мы бы сдохли. Но мы не сдохли, мы живем хорошо.
Отец работал в транспортной компании в авторемонте. Компания накрылась, шеф-сука убежал с кассой и своей рваной блядью из страховой, и теперь отец не работает, но мы все равно хорошо живем.
В июле я ездил в детский христианский лагерь, там было хорошо и весело. Один мальчик на кровати у окна во сне писался и кричал: Господи! Я писаю! Его ставили в коридор между кабинетом директора и статуей Девы Марии Лурдской, а рядом мокрый матрас и все ходили мимо и смотрели.
А я не смотрел. Я закрыл глаза. И все.
Мой старший брат Марк присел по малолетке. Ему семнадцать лет. Он гулял с парнями. Весной он пришел домой и принес в куртке апельсины. Он с парнями жег и громил ларьки у арабов, потому что арабов очень много и мы скоро все будем муслимы, потому что они приехали без спросу и все места заняли.
Апельсины сильно пахли. Мы их ели. А потом пришли флики и забрали Марка. Тот человек из овощной умер. Араба били все, и Марк тоже бил по голове. Но он бил несильно, на него сказали, что он бил арматурой. И грабил. Марк сейчас пишет из колонии, что он хорошо живет. Мы к нему скоро поедем. Там можно говорить по телефону через стекло. Тем, кто сидит, дают есть, они играют в баскетбол, они делают поделки и смотрят по тиви шоу.
Отец ходит играть в автоматы с другом. Ему скоро повезет и мы поедем на юг.
У его друга есть пасека, он работает сторожем и живет в фургоне, мы к нему ездили за город на склады, там здорово, и есть пруд, а в пруду водяные крысы. В пруд прикольно кидать камни.
Отец и друг пьют. Виржини приезжает на автобусе с сумками, режет в том фургоне ветчину и открывает бутылки и банки, потом снимает кофту и говорит: Мальчики, хотите "ту-ту"?
Они говорят мне: иди гуляй и закрывают дверь. Мы много гуляем с ребятами с фермы, мы жарим хлеб на палках, а фургон трясется и Виржини кричит: О-а! О-а!
И я качаюсь на качелях ночью и тоже говорю - вверх О! а вниз - А!
Это весело и я долго не ложился спать и ходил по всяким местам сколько хотел. И на свалку ходил, и к железной дороге и на склады, где бочки.
Они трахались там в фургоне, я знаю.
У меня была младшая сестра. Ее звали Марина Сабатье. Ей было восемь лет. Мы ходили в школу через дорогу и направо, по тропе мимо лесопарка, где автобусная остановка, магазины и салон ме-бе-ли. У нее были плохие зубы с дуплами. Она плохо и мало говорит. Она дура. У нее были вши и ее стригли налысо. Она была, как мальчик.
Наши шкафчики были рядом в раздевалке. Ей дарили наклейки, она их наклеивала и сдирала, и еще она грызла ногти и колпачки фломастеров.
В столовой Марина брала две порции, съедала одну в туалете, а потом вставала в очередь и брала вторую. На гимнастике она не могла прыгать через козла и все смеялись. Когда надо было менять трусы она просто их выворачивала и одевала так. С ней никто не дружил. И не хотел сидеть рядом.
Осенью ее класс и мой водили на фильм "Мост в Терабитию". Я ничего не понял, мне было западло. Там был мальчик и девочка, у них была страна понарошку, они прыгали туда через тарзаньи качели над рекой и там было потом все. Ну эльфы всякие и огры и монстры и еще всякое такое.
Потом девочка не перепрыгнула реку, упала и умерла. А мальчик остался, и построил мост в ту страну.
Потом мы сидели на кухне с Мариной и шел поезд за окном, и в шкафу прыгала всякая посуда. А над плитой была картинка из календаря. Синее море, желтый песок и женщина в синих трусах и зонтик. И надпись "Калифорния. Возможно все".
Марина ела хлеб с сахаром и сказала мне: Это ни фига не Калифорния. Я знаю. Тут близко.
А я сказал: не знаешь.
А она сказала: знаю.
А я сказал: А я тебе как дам в глаз!
А она сказала: пошли.
А я сказал: куда?
А она сказала: в Калифорнию.
И мы взяли хлеб и сахар и чеснок и спички и соль и кофе в пакетиках и чай в бутылке, и яблоки и фонарик и лыжные палки. И пошли.
В Калифорнию.
Мы долго долго шли, через парк, где качели, и через железную дорогу и через новый мост где заправка на повороте, и через старый мост
Марина сказала: закрой глаза.
И я закрыл. И взял ее за руку и мы долго шли, сначала прямо, а потом вниз по склону, пахло землей и палыми листьями и какашками, а мы все шли, и все быстрее, быстрее, быстрее... а потом бежали, а потом вздохнули и встали.
Марина сказала: а теперь смотри. И я открыл глаза и увидел.
Это была Калифорния. Там никогда никого нет. Там речка течет. Там высоко такое небо и в нем птицы летят. И мы делали костер и варили кофе. И над нами далеко ехали машины и мы их не видели, а они нас тоже.
В Калифорнии было даже круче чем в той Терабитии в кино. Марина придумала что там есть Люди и Большие Яблоки. И наша собака Марта и кошка с котятами. И еще Молочный человек, у которого есть т тележка с молочными бидонами и канистрами, он в нее запрягает собак и по утрам ездит по домам и продает молоко. И еще есть лошади, на них никто не ездит, они просто так снятся. Мы с Мариной рисовали карту, а потом пекли картошку. Марина придумала что можно вечером пускать по течению пенопластовые лодки со свечками и записками про всякое, что хотим, чтобы было. И еще там есть такая химия, чтобы летать на облаках, только никто ее не знает.
Калифорния будет до тех пор пока о ней никто не знает. Мы даже дома и в школе делали вид, что не дружим с Мариной. И даже дрались для вида. Чтобы никто не допер, что мы как бы заодно. Меня вызывала мадам психолог и спрашивал, как я живу?
Я сказал: хорошо. И смотрел в пол. Мне дали сок и булку.
А Марина сказала что то такое, что ей дали таблетки и вызвали отца. И потом отец бил ее и говорил: покажи мне свою ссаную письку.
Виржини купила ей трусы. И говорила: носи, вонючка.
А вечером когда Виржини, папа и друг пили, мы с Мариной ходили в Калифорнию за старый мост.
И однажды даже жарили сосиски, но они сгорели.
А потом Марина ушла.
Я честно не знаю, как. Меня не будили. Каникулы кончались и мне уже купили куртку в сэконде и рюкзак отдали, тот с которым мой еще один брат Поль ходил, с Человеком-Пауком.
Марина ушла как то сама, она никому не сказала. А утром приехал папа и они закрыли дверь на защелку и отец кричал на Виржини и говорила: Гребаная сука, я не знаю как я тебя ненавижу. И она тоже кричала: Гребаный педик и твои друзья гребаные педики и блядь нас посадят, и они разбили о раковину чашку, такую с пятнами, корову, которую купили на Рождество.
Только Марины не было. Вечером она еще была. У нас кровать двухэтажная, я сплю внизу, а Марина наверху. И отец брал ее ночью, я помню, как открывали дверь, был свет из коридора, а потом его не стало.
Отец куда то ездил ночью на машине. А потом вернулся. Он был здорово пьяный. От него пахло, он меня поднял под мышки и понес на кухню, поставил на стол и сказал:
- Где Марина?
Я сказал, что не знаю.
Он меня брал за уши и говорил:
- Сейчас молчи. Потом говори, что я скажу, еб твою мать.
Он мне налил в чашку, я пил и меня стошнило, а потом я снова пил.
А потом спал на полу.
Через две недели приехали флики и мадам психолог и один "хрен в штатском". Они сидели на кухне и Виржини в халате плакала и била в стекло кулаком. Отец быстро говорил, что мы поехали в Мак и Марина была с нами и спала на заднем сидении. Мы с отцом вышли к окошку, где стоит рекламная картонка и покупали обед. Вернулись, а Марины нет, она ушла.
Я все повторил. Два чизбургера, напиток, пирожок, и мороженое. С собой в пакете.
Марина ушла из машины.
Я уже не знаю, правду я сказал или нет. И даже дату назвал, на меня отец вот так смотрел. И я сказал дату.
Я уже забыл, как это было. Когда все уехали, я сидел на кухне под батареей, зажал уши и сам себе говорил "желтым голосом". Если зажать уши говоришь внутри головы, и все гудит:
- Марина ушла.
Ее ищут.
Отец с тех пор злой. Он все время куда-то звонит. К нам приходят всякие женщины и дают мне билеты в кино и евангелие в мягкой обложке с картинками. Там у ручья нарисована женщина, дети и овцы и написано:Moi, je, Bon Dieu, j aime les enfants". Я думаю, что Бог это инопланетянин.
К нам приходит в штатском хрен и задает мне вопросы,я убегаю за вешалку с пальто и кричу оттуда: Я не хочу, Марина ушла. Я не хожу в школу и мне ничего за это не будет.
... Отца нет дома. Виржини на кухне сидит и пьет с Ниной. Я заглядывал, просил воды - но они кричали: Иди на хер, дебил! Виржини без кофты, Нина тоже, и у нее одна сиська и шрам до подмышки. И бутылка "пастис" и сыр нарезан на газете. Сыр пахнет.
Я пошел к себе, на верхней полки кровати теперь сидит кукла и положены цветы и там фотография Марины из парка с Астериксом. Ее в прошлом году снимали, она закрыла глаза и открыла рот.
Я взял спички. Я взял лыжную палку. Я взял свитер и пошел в Калифорнию.
Потому что я знаю, Марине было некуда идти. Только туда.
И я пошел по светофору, и я пошел через лесопарк, и дальше чем заправка и даже дальше чем рынок, где стройматериалы, за выпасы и трассу.
Сегодня дождь сильный. Я надел свитер. Я пошел по косогору вниз. Я слышал сирены - наверное опять авария. Там на повороте всегда аварии, там и венки на фонаре висят.
И я вот шел и тыкал палкой в листья.
И у меня развязался шнурок, я нагнулся и стал завязывать и вдруг услышал, как Марина говорит и смеется.
И я все бросил тут же.
Я очень побежал. Я ветки ломал, я дышал ртом, я падал, а потом опять бежал. И звал ее "Марина!"
А потом я выбежал в просвет. И увидел такого.... вроде человека. Он лежал на животе посреди нашей Калифорнии и был весь белый и грязный и я сказал ему...
Я ничего ему не сказал, потому что я дышал через сопли и мне было страшно.
Это он сказал мне...

----------------------

Moi, je, Bon Dieu, j aime les enfants" - Я, Добрый Бог, люблю детей (фр)

 Отправлено: 09.03.10 03:29. Заголовок: Он сказал ему: - Сто..

Он сказал ему:
- Стой. Ты кто?
Он услышал треск ломающихся веток вербы раньше, чем черную закличку.
Мальчик на бегу кричал то ли "Мария", то ли "Марина".
Вилли Ли оскалился, хлопнул дверцей плоской "вещи", как книгу срыву закрыл, в панике откатился в грязь, опершись на локоть.
Он, не думая вырвал "беретту" из кобуры. Чутье не пропьешь - миг и рукоять сама прыгнула в ладонь. Глупость из кино про войну: живым не дамся.
Да кому ты нужен?
Прицелился в лоб, вполглаза.
Секундно сработал сигнал: стоп, мудак, это ребенок.
Обожгли роговицу воображаемые черно-белые титры - если доктор Моуди не врет, сразу "после" в посмертном бесплатном кинозале нам всем прокрутят рубленый трейлер прожитой жизни
(утюги электрошока по ребрам, голое тело на цинковом столе - дерг, дерг, от пят до лба - мы теряем его, мы теряем его, синий огонек реанимации, душа под потолком, как шарик, дальше - свет в конце тоннеля, на экране осциллографа четыре с половиной минуты - прямая линия - бииип, привет, танатонавты, полет проходит нормально)
- первый шаг в ползунках, первый поцелуй в подъезде, первый гвоздь в дедовский гроб, первый выстрел на поражение, первая доза кокса на подоконнике, разделенная - нет не кредиткой, а карточкой на метро и на десну с ногтя, первый рваный вопль под кем то и на ком то и пляшет на гостиничной тумбочке выдавленный тюбик мятного вазелина, ослизлый, не дается в пальцы, первый отрицательный анализ на СПИД, первый плевок в лицо от приятеля, первая повестка в суд, первое "пошел вон, теперь я стою дорого!" от яркой, как аквариумная рыбка, красивой женщины, и в морду летят первые крупные мятые купюры, и надо их, улыбаясь, подбирать, первая вышибленная бейсбольной битой витрина, первая разбитая в шесть утра машина "офицер, я не был на встречной... У меня есть право на один звонок... Отныне все, что будет сказано, может быть использовано против меня."
Первые синие сигнальные фонари полицейских машин за спиной на мокрой дороге.
И снова:
- Стой. Ты кто?

 Отправлено: 09.03.10 03:33. Заголовок: Патрик Сабатье, схва..

Патрик Сабатье, схватился за ветку и посмотрел прямо в уставленное дуло.
Сделал шаг, поскользнулся и открыл рот.
- Не стреляй. Где моя сестра? Я ее слышал...

 Отправлено: 10.03.10 03:18. Заголовок: Вилли Ли неторопливо..

Вилли Ли неторопливо убрал оружие. Будничный жест - так заправляют выбившуюся из под ремня сорочку или поднимают оброненный брелок с ключами.
Мальчик стоял, как вкопанный, левый кроссовок чавкнул в жидкой глине, в маленьком кулаке судорожно зажата лыжная палка, обмотанная синей изолентой. Недокормыш, землистое лицо, раззявленный мокрый рот олигофрена, нет, он просто перепуган до смерти.
Скверно, что сдали нервы и я схватился за ствол. Сейчас достаточно одного неверного жеста, чтобы он с ревом рванул прочь... До первой полицейской цепи. Дяденьки, там большой грязный человек и он хочет меня убить.
Вилли быстро взглянул на "вещь" - из щелки приоткрытой "дверцы" сочился все тот же скупой зимний свет мартовской оттепели накануне Рождества. Он увидел еще кое-что, от этой малости пустой желудок сжался болевым спазмом.
За край рамы, балуясь, цеплялись розовые детские пальчики - на мизинце виден был облезший красный лак. Девочка с той стороны пыталась приоткрыть дверцу. Ей было любопытно.
Если я захлопну дверь сейчас - то прищемлю ей пальцы. И она будет кричать. До Вилли дошло, что мальчик говорил о сестре. Молчать далее было опасно.
Медленно, будто ворочаться на коленях в грязи, было для него обычным делом, Вилли Ли поднялся, не сводя с ребенка глаз, отряхнул брюки, больше размазав жижу и широко, приязненно улыбнулся, показывая пустые ладони:
- Привет. Ты меня здорово напугал, капитан. Похоже мы оба чуть не обделались. Такие дела...
(главное не повышать голоса, не гримасничать, не сюсюкать, ребенок, тем более неблагополучный ребенок (а любимчик и заинька не будет шататься в латаных обносках по берегам сточной речки) чувствует малейшую фальшь, тоньше, чем кокер-спаниель наркоту или пластит в двойном дне чемодана)
- Вилли быстро оглядел себя, присвистнул:
- На конкурсе свиней мне дадут приз суперпоросенка. Сегодня не мой день. Кажется мне предстоит большая стирка. Не знаешь, где тут ближайшая автомойка? Обычного душа, боюсь, не хватит все это отмыть.
Мальчик переступил с ноги на ногу, как на костыль, оперся на палку. Он слушал не что говорит собеседник а "как". Плечи вздернуты и сведены, как у больного с дцп, лоб наморщен.
- Я мог бы сказать тебе, что я китайский миллионер и утром на своей яхте попал в штиль и меня похитили ребята с НЛО и уронили в тутошнюю грязищу. Или что я закапываю здесь клад. Но ведь это брехня. Никто не любит брехни, капитан. Ну что, давай знакомиться? Меня зовут Вилли, и если честно, я в полном дерьме. Я ничего не крал и никого не убивал. Не выдавай меня, если сможешь. Ты говорил про сестру...
Вилли наклонился было, чтобы подобрать "вещь", но тут дверца раскрылась сама - отскочила легко как крышка ларчика на пружинке - лицо девочки было совсем близко - словно ребенок изнутри плотно приник к чердачному оконцу, она звонко крикнула:
- Патрик! Привет!
Мальчик дернулся, лицо его стало совсем старческим, плаксивым, он мучительно прижал кулак к виску, вцепился в реденькую прядь волос. Одновременно его тянуло бежать, ударить собеседника острием палки в выперший под жилетом живот, навзрыд орать и сжимать зубы до хруста - так наверное чувствует себя лошадь, которую одновременно осаживают и хлещут по бокам.
Холодея, Вилли Ли понял, что терять нечего. Он подошел к мальчику и легонько потряс его за плечо, заговорил внятно, просто:
- Ее зовут Марина. Я не знаю откуда она здесь. Поговори с ней.

Пряди светлых грязных волос налипли на мгновенно взмокший лоб.
Главное, чтобы ступор не сменился истерикой.
- Патрик. Помоги нам.

 Отправлено: 10.03.10 06:01. Заголовок: Я не знаю как это вс..

Я не знаю как это все сказать, так бывает, когда очень плохо. Я знаю, что у меня комнате есть Лицо. Днем это просто пятно на обоях, и посередине содрано, а ночью это Лицо, оно смотрит, если смотреть вбок, оно даже выпуклое, его нельзя трогать, иначе оно сделает смерть. Оно и есть эта самая смерть. Марина видела лицо тоже, и придумала сделать так, чтобы его не было, она взяла в ванне пластырь из коробки и приклеила его днем туда, где у лица ночью рот и глаза. И лица не стало, точнее оно стало ползать под обоями, искать новые пятна, где проявиться, но новых пока не нашло.
Когда я думаю о нем мне становится вот так как сейчас, я только глотаю как будто икота, но не могу ничего говорить.
У этого человека была коробка. И Марина была в коробке. Она говорила оттуда, и в коробке было темно, это была наша коробка, она стоит у нас под кроватью и там лежат пуговицы, пазлы и всякие гайки, и голова и руки от старой Синди, и мои краски и палочки корицы.
Откуда у него наша коробка?
Я подошел и сел на корточки и стал говорить в коробку с Мариной.
Я ей сказал:
- Привет, Марина. Ты в порядке?
А она сказала:
- Я в порядке.
А я сказал:
- Выходи и пойдем домой. Я тебя не вижу.
А она сказала:
- Мне тут здорово. Я тоже тебя не вижу. Но слышу хорошо. Я не хочу домой, я теперь в Калифорнии.
И я тогда так разозлился, перевернул и стал эту коробку трясти - но она была пустая.
- Ты дура. Из за тебя все совсем плохо, зачем ты ушла? Дома теперь плохо, на меня орут. Я не знаю чего им всем говорить. Это я в Калифорнии, а ты где?
А она только смеялась и говорила, как по телефону:
- Двенадцать зеленых бутылок висели на стене, ты плюнул, одна упала, одиннадцать зеленых бутылок висели на стене, ты плюнул, одна упала, десять зеленых бутылок висели на стене...
Марина так долго может, когда дома был скандал она кружилась на пятках посреди комнаты, зажимала уши и пела про бутылки.
У меня все болело внутри, я плакал, и говорил ей:
- На хрен твои бутылки. Пусти меня к себе. Я же тоже в Калифорнии, почему нельзя? Это он тебя не пускает?
И я посмотрел на того человека, он и вправду был здорово грязный, но не так как сербы на рынке или алкаши - а как будто в комедии когда по улице идет такой богатый толстый дядька, весь на понтах, как в рекламе, а на него раз и говночерпалка выливает ковш - типа западло, а он моргает и обтекает и все смеются.
Он присел рядом и сказал:
- Не кричи. Разве ты ее не видишь? Я ее вижу отлично, как тебя.
Я сказал:
- Не вижу.
И нарочно закричал:
- Это ты сделал так, что ее не видно? Пока тебя не было, у нас все было хорошо, а теперь ты приперся и все сломалось.
А он так зыркнул, весь надулся от злости вроде:
- Не ори и дай сюда.
И забрал у меня коробку. Посмотрел сначала в нее, а потом на меня, и сказал, медленно, как будто ему трудно было говорить:
- Патрик. Ты ее любишь?
Я кивнул.
- Тогда скажи ей это. Смотри за дверцу и говори вслух. Только честно.
И я опять заплакал и сказал:
- Марина. Ты дура. Я тебя люблю.
И я ее увидел... Честное слово. Это была никакая не коробка, а окошко.
Там шел снег и была улица и Марина махала мне рукой. На ней была куртка с мехом, как у эскимоски, и красивая шапка, как у той девочки из "Мака", дома у нее не было такой шапки.
Я протянул внутрь руку и даже поймал снег. И Марина протянула мне руку и я ее взял - она была теплая и мех у нее на куртке был мокрый.
Я ее трогал и за этот мех и за щеку, и за волосы. И потом обе руки туда в окошко протянул и она положила свои ладони на мои.
А тот человек шумно так дышал, хватал себя то за горло, то за грудь, смеялся и говорил:
- Срань господня: это абсурд.
Марина была совсем не такая, как дома. У нее были красные щеки, и она много смеялась, и у нее были волосы красивые, как в рекламе.
Она сказала, что в ее Калифорнии очень хорошо, что у нее полно друзей и есть всякие красивые вещи, и что она по мне скучает, и рада меня видеть.
Я ее спросил:
- Как к тебе пройти?
Она вдруг убрала руки и спрятала за спину и сказала, что у нее дела. Но она потом еще придет, если я захочу.
И сама закрыла дверь изнутри.
Стало совсем тихо. Я потянул за ручку, но дверь не открывалась.
Тогда я стал плакать совсем сильно, и тот человек обнял меня, я в него воткнулся весь и схватил руками, он был мягкий, как подушка.
Я долго плакал, я не знаю сколько. Он молчал. А потом, когда я поднял голову, он сказал:
- Не бойся. У меня есть ключ.
И показал мне его. Маленький такой, как от комода.
Мне сразу стало легче. Я пригляделся к нему, я раньше таких людей не видел, он был не пьяный и не злой, только беспокойный, все время оглядывался, прислушивался. Он не был похож ни на друзей отца, ни на учителя, не знаю на кого. Он со мной говорил, как со взрослым. У него было лицо вроде как у взрослого, а вроде как и нет. И длинные волосы, отец говорит, у кого длинные волосы, тот растафара или гомик. Но отец много говорит, а в школе у нас даже директор ходит с "хвостом" и он не гомик.
Он посмотрел на меня и сказал серьезно:
- Патрик. Я помог тебе поговорить с Мариной и помогу еще. Теперь и ты помоги мне. Мне нужно спрятаться. Меня ищут, найдут - будет плохо. Они отберут коробку и ключ отберут. Мне нужно надежное место всего на одну ночь, а утром я уйду.
Я только секунду подумал и сказал ему:
- Пойдем.
И мы пошли.

 Отправлено: 12.03.10 23:40. Заголовок: Журчание реки, шорох..

Журчание реки, шорох и треск кустарника, тяжелое дыхание и шаги.
Глухой мусорный травостой под высокой насыпью трассы, того и гляди лоза на отлете выхлестнет глаз, подвихнется нога в кротовине, сухая рогулька пропорет ткань и мясо . Плотно роилась в мареве белая мошкара, душно и сыро несло прошлогодней прелью и несвежей лягушатиной. Опять закровила ссадина на икре, при каждом шаге в лопнувшем ботинке хлюпала грязь с кровью.
Мальчик упрямо, не оборачиваясь, бежал вперед - защищаясь от всего на свете лыжной палкой, как самый маленький и упрямый дикарь. Вилли пер напролом через заросли, подо лбом вспыхивала красная адская светомузыка, на такой носорожий треск уже десять раз должны были сбежаться все полицейские земного шара и еще парочка копов с луны, которых американцы забыли во время последней высадки вместе со звездно-полосатым флагом.
Вилли было наплевать сейчас на все, кроме Вещи, которую он прижимал к груди левой полой пиджака, страховал локтем от летящих веток, чтобы не дай бог, не поцарапать, не выронить, не потревожить, словно украденную из Лувра Джоконду. Моя, никому не отдам, ни у кого такой нету, только у меня. Владелец. Обладатель. Хозяин. Суженый-ряженый. Вместе в богатстве и бедности, в горе и радости, в здравии и ...мать твою, в болезни... ты мой шанс, мой джаз, мой драйв, мой приз. Мой неразменный билет в луна-парк моей мечты. Сувенир из Неверленда. Моя маленькая деревянная подружка. Есть у меня вещица – подарок от друзей. Кому она приснится, тот не сойдет с ума. Безоблачным денечком я получил ее, по гатям и по кочкам с тех пор меня ведет. ... А как та вещь зовется, я вам не назову, –вещунья разобьется сейчас же пополам. Выходи тебе водить!
Легкая доска благодарно и жадно теплела, впитывая по капле пот и "тук-тук" перезрелого с "позолотой" жирка сердца.
Патрик резко раздвинул плети орешника - обдало дождевыми брызгами и мелкой листвой - и ловко посигал вниз по косогору, как умеют только мальчики и белые кролики.
Вилли поскользнулся и рухнул следом - с черной руганью и оглушительным треском сухостоя - так будто с опасного склона пьяные грузчики скатили бензиновую бочку.
Патрик Сабатье наклонился над неузнаваемым, расхристанным человеком, который силился подняться из жижи, прижимая свободный кулак к оцарапанному виску. Мальчик сердито приложил к губам палец, мотнул головой в сторону.
- Тсс. Это - здесь. Смотри.
За его спиной белела большая бетонная арка-труба заводского водовода, уходящая в темноту. Прямая нора в земле, уводящая в круглую гулкую темноту. Над сводом нависла черная бородища дикого плюща.
Вилли Ли кое-как поднялся из валежника, держась за отшибленный бок, улыбнулся, глянул, сощурившись, и сказал:
- Ой... Ну ни фига себе... Это все твое?
Мальчик молча отступил на три шага в темноту. Плющ шероховато зашелестел по стриженой макушке. Вилли, не думая, шагнул за ним в убежище, как сквозь зеленый занавес, прикрывая глаза тыльной стороной ладони.
... Сыроватый тоннель, мальчик стоял во весь рост, Вилли пришлось чуток пригнуться. Бетонная труба прорезала холм. Мир отрезан. Изредка наверху глухо прокатывались машины.
- Над нами мост, где поезда. - Патрик, наощупь, как летучая мышь, метнулся от стены к стене, глухо громыхнули пустые коробки.
- У тебя есть зажигалка?
Вилли снова охлопал себя по карманам - он снова забыл что там, так рассеянный человек по десять раз шарит за подкладкой в поисках мелочи или спичек. Скомканные платки, кредитка, ключи от машины, колечко на цепочке. В заднем что-то мешалось.
Вот оно...
На ладонь выпал тяжелый квадратик "зиппо Old Nick " черный, с красной чертовской рожей.
Щелчок. Скачущее неровное пламя вырвало из темноты снизу вверх круглое, но уже осунувшееся лицо беглеца.
- Вот... Не обожгись.
Мальчик уверенно подносил огонь к стеариновым огаркам приплавленным на ящиках и пустых пивных бутылках, которые они с сестрой насобирали по обочинам.
Круглая труба теплела изнутри, наполнялась разбойничьим рождественским светом, с красноватым отливом, будто свеча, прикрытая ладонью. По сырым серым стенам шарахнулись таинственные лисьи тени.
Внутренность волшебного балаганчика, зимовка сумасшедшего старьевщика, штаб снежной крепости, огромный детский "секретик".
Вилли Ли смотрел во все глаза, как в земляничное окошко елочного вертепа . Стоять, пригнув голову, было трудно, он неуклюже присел, вытянув ноги прямо на холодный пол. Больной отбитый в падении слишком круглый живот мешал согнуть колени. Гулливер в конуре.
Вилли поморщился, тяжко, на хрип дыша в запале бегства. Откинул голову - в затылок впился острый угол.
Ящики из под марокканских апельсинов с черным ромбиком маркировки, картинки из комиксов, криво и косо прилепленные к стенам матерчатым лейкопластырем, пластмассовые розы и лилии, явно украденные с ближайшего кладбища, глянцевая красотка "девушка месяца Playboy" приклеенная вверх ногами. Старый разбитый телефон с диском для набора. Плюшевый Тигра из диснеевского мультика, плесневый и без хвоста, из распоротого бока игрушки высыпался гранулированный наполнитель. Кукольные головы, ноги и тулова, собранные из помойки и ввинченные друг в друга как попало безумной головоногой гусеницей из розового пластика. Вороньи перья, ракушки речных мидий, желтые скорлупки "киндерсюрприза", бисер и битые елочные игрушки на ниточке, пестрые лоскутки сшитые вкривь и вкось, рваные бумажные флажки-триколоры с позапрошлогоднего 14-го июля, полиэтиленовые пакеты "Bon Noel" и "спасибо за покупку", мятые, но бережно разглаженные и развешенные на леске вперемешку с надорванными красными бумажными фонариками.
Каждая вещь в Убежище на своем месте, добра, любима, понятна. Мальчик зажег все огарки, посмотрел исподлобья. Слышно скрипнули слабые молочные зубы.
Он ждал, что скажет первый взрослый, который пришел сюда. Игра? Дыра? Хлам?
Вилли моргнул, тронул ближайшую картонную коробку, аккуратно поправив мусорную пирамиду пустой тары. Сквозняк поддел отсыревшие картинки на стенах. Простудный сиплый голос Вилли отдался от промозглых стен.
- Классное место.
- Для чего? - мальчик присел на корточки, слепо уставился в лоб.
- Здесь хорошо спасаться. - просто и честно ответил Вилли Ли и отер лицо грязными пятернями.
Свечные огоньки дрогнули и прямо отклонились от резкого сквозняка. Белое пламя, алая сердцевина, черные фитили.
Вилли медленно вынул "Вещь" из под полы, бережно поставил на ящик, подул, осторожно протер дверку рукавом. Вещь молчала. Ей было хорошо и спокойно.
Вилли промокнул мизинцем сгустки крови на белесой пухлой икре в распаханной брючине, от скатки носка на косточке до подколенной впадины, содрал коростку, не думая слизнул соленый железистый сок.
В наружном отверстии водовода копились сиреневые густые сумерки.
Патрик подсел ближе, острие лыжной палки корябнуло пол.
Под треск стеариновых свечек, шелест плюща и игрушек, Вилли приходил в себя, вернулась боль и тянущая жилы опасность... И упрямство. Я взрослый. Надо решаться. В полураздавленной пачке еще оставался десяток сигарет.
Налички было немного, но на самое необходимое должно хватить. И купюры некрупные. Все как надо. Вилли наклонился к мальчику, попутно выдирая из слипшихся волос листья и мокрую траву.
Мистер Зомби. Нелегко было ковырять голыми руками грунты элитной могилы? Какой дурак кладет мертвеца в модельном костюме с пистолетом. Счастье, что бетоном не залили. Как на картинке из покетбука - кривые деревья в стиле Тима Бертона, кривые скелетные руки торчащие из земли, на заднем плане кривая кровавая полоса заката - как герпес на обветренной губе.
- Капитан, тебе до дома далеко? Есть дело на миллион долларов.
... Сначала по буеракам, холмам и осыпям, через старый мост, на котором уже не было полицейских, потом полтора километра по проселку, между колючей проволокой коровьих выгонов, через дорогу, лесопарк, заброшенные карусели и детские качалки на пружинах - обшарпанные коняшки, верблюды и утята в ржавой листве по пояс, потом дыра в сетке забора, дерганная неоновая реклама бетонного торгового центра с глобусом-арбузом и часами, складские улицы, одноэтажные коттеджи пригородов. Многие заколочены и на калитках мокнут таблички: Sale.
Мальчик шел безошибочно, как кошка, зажав в кулаке смятые купюры. Зябко и неловко натянул на голову капюшон куртчонки, прихватил изнутри слишком длинные рукава свитера. Повторял про себя: не показывать все деньги никому. Купить еды на свой вкус. На двоих, но в разных магазинах, чтобы не донесли. Обязательно попить. И в аптеке пластырь и бинт. Если спросят, сказать, что для собаки... Сдачу оставь себе.
Круглосуточный супермаркет рядом с почтой был почти пуст, никто не обратил внимания - продавщица болтала с охранником и пробила, не глядя. Он даже успел заглянуть домой. Мачеха спала на диване, свесив волосы. В коридоре стояли два мусорных пакета, и батарея пустых жестянок из под пива и сидра. Братья, Жером и Александр смотрели телек. Отца не было дома. Наверное, ушел играть в автоматы. Мальчик украл из ванной бинт - аптека на углу была открыта, но там через стекло виднелась Паскалин с журналом - въедливая тетка, которая и туалетную бумагу не отпустит без допроса.
Патрик вернулся в потемках через полтора часа с шуршащими пакетами в обеих руках.
Посвистел у входа, но бетонное жерло было немо.
Даже обидно. Ведь Патрик принес все самое лучшее, что нашел на магазинных полках.
Внутри было полутемно, добрая половина огарков растеклась стеариновыми лужицами, остальные грязно чадили.
Большой человек лежал, как куча грязного тряпья, на ящиках. Откинул на пол бледную, будто неживую руку. Под ногтями и в линиях на ладони набилась грязь. Сухие воспаленные губы приоткрыты в полуулыбке, волосы разметались, веки слегка разомкнуты - и под ними видно как быстро-быстро ходят круглые белки глаз. Грязный пиджак он набросил на пояс, как короткий плед.
А вдруг умер?
Патрик сел на корточки, поставил пакеты с продуктами. С опаской потыкал лежащего пальцем в бок. Тот мокро хрякнул горлом, замычал, но не пошевелился. В головах, как старинная книга стояла плоская коробка - по краям воткнуты две свечки - он их нарочно переставил. Поблескивала в отсветах старинная ручка двери и оковка замочной скважины.
Мальчик, вздохнув, выгрузил из пакетов богатые покупки. Две полторашки коки с подарочными (это важно, там приз) крышками, ворох шоколадных батончиков и жвачки, пакеты леденцов и жевательного мармелада, сломанный багет, банка ананасовых колечек в сиропе и три банки консервированных сосисок.
Как на Рождество. Ему хотелось есть, но один он стеснялся. Он расковырял обертку батончика, откусил, потом еще и еще. Одна свеча в изголовье спящего затрещала и мягко повалилась. Мальчик поправил ее раз, другой, но свечка падала и наконец погасла. Он пожал плечами и прикорнул рядом с теплым боком, поджав тощие ноги. В кулаке медленно таял огрызок шоколада.
Вскоре дыхание его стало ровным, едва слышным, смешалось с дыханием спящего мужчины.
Лица их были почти одинаковы, как на парной картинке "до" и "после".
Когда последний фитилек дотлел в стеарине синеватым сполохом, в убежище раздался деревянный старческий скрип, будто отперли шкатулку с плотной крышкой на ржавых петельках.
Вещь приоткрылась сама собой на два пальца не больше. Выпустила полоску зимнего дневного света - за дверцей шел снег. Мелкий колкий. Из низкого пасмурного серебряного неба. Перспектива улочки потемнела, зато цепью зажглись неживые желтые фонари. Гулко и опасно слышался из глубины цокот острых каблуков по мостовой, будто часовой - шесть шагов туда, шесть обратно - горячий отчетливый звук одиночества.
Снежное крошево вырывалось из щелки проема, сыпалось на спящих - крупка ломко таяла на лбу Вилли Ли, на скулах Патрика.
Не просыпаясь, Вилли грузно повернулся набок, приобнял мальчика, без памяти перекинул на него пиджак.
Высоко на насыпи свистнул тепловоз, долго и глухо прогрохотали на переезде товарные вагоны.
В бетонной глубине полого холма позвякивали, отзываясь на пляску колес, пустые бутылки, ракушки и стекляшки на нитках.
Только когда сквозь плети орешника и плюща в трубу водовода пробились скупые купоросные сумерки осеннего утра, Вещь медленно и сыто прикрыла дверь. Четко щелкнул замочек с секретом. Как будто так и было.
Вилли Ли снилось, что он спит. Снег уже не таял в его спутанных волосах.
Рассвело. На стенах сыро выморосил конденсат.
Из бетонного шва гулко капнула в полную пластиковую миску единственная черная капля подземной воды.

 Отправлено: 16.03.10 16:28. Заголовок: - Жаль, костра нет. ..

- Жаль, костра нет. Пожарили бы хлеба и консервы подогрели, как белые люди. - Вилли выудил из банки последнюю сосиску, зажевал, отер пальцы о брюки и привалился спиной к холодному бетону. Распяленный для просушки белый пиджак помахивал рукавами под ветром на ветках орешника.
Ли расстегнул пару жилетных пуговиц, закурил, от первой затяжки блаженно закружилась голова. - Комаров дым отгоняет, а полицейских, наоборот, приманивает. Учись, капитан. Это называется: диалектика.
Мальчик с недоеденной шоколадкой в руке уставился на него, приоткрыв рот.
- Тебе не плохо?
- С чего ты взял? Мне лучше всех.
- А у нас даже папа столько не ест...
Вилли Ли хмыкнул, глядя в синее сильное небо, высоко-высоко лоскутами сквозь листву и заросли на косогоре.
- Веришь, капитан. Это не предел. Я б еще чего горячего навернул за милую душу. Подумаешь, шоколад и кола... Настоящей еды бывает две: просто мясо и Большое мясо с кровью. А чем твой отец занимается?
- Он смотрит телек и ходит играть в автоматы.
- Ну, так держать. Для этого и вправду хватит банки пива и хотдога. В год. Генномодифицированные продукты, гиподинамия, апатия, кризис, закат Европы, игровая зависимость - страшное социальное зло. Веришь, раньше я об этом мог часами балабонить, а что, эфирное время тикает, бабло капает...
Вилли размотал бинт, оторвал конец, соорудил подобие салфетки и, шипя, отодрал от спекшейся ссадины распоротую брючину, размазал выступившую на черной корке сукровицу. Ничего, бывало хуже. Он, подумав, плеснул на икру остатки коки, кое-как оттер грязь. Антиглобалисты говорят, что стакан колы растворяет монеты и капроновые чулки за одну ночь. Столбнячный микроб не выдержит и подавно. Вилли неряшливо замотал ногу. Он был уверен, что мальчик его не слушает.
Патрик облизал запачканные шоколадом пальцы и серьезно спросил:
- А за что капает бабло?
Вилли пошарил по карманам, выудил сломанную пластмассовую расческу, продрал спутанные пряди от лба до затылка, и ответил:
- За вранье.
- Значит, ты врешь?
- Ну да, капитан.
- Всегда-всегда-всегда? - мальчишка теребил отставшую изоленту на лыжной палке.
Вилли поднялся, морщась от ломоты в застуженной пояснице и коленях - ночевка в бетонной дыре не прошла даром, размялся, глянул на Патрика и серьезно ответил:
- Конечно нет.
- А сейчас ты соврал?
- Хороший вопрос, капитан. Некоторые отвечают на него всю жизнь. Но я открою тебе секрет. Когда мне было столько же лет, сколько тебе, я продал душу дьяволу.
- Ну да? - Патрик недоверчиво нахмурился.
- А то. Я встретил его в сквере в день Матери. Был жуткий дождь, моя бедная мамочка болела и дала мне последние деньги, чтобы я купил ей лекарство. Но я был плохим толстым мальчишкой с брекетами на зубах, и я решил, что эти деньги потрачу на карусель, чтобы мне было что вспомнить. В парке была стеклянная карусель и ее держал старый фрик. Он носил похоронный фрак и высокую шляпу, а на тулье шляпы у него были часы. Когда они показывали полдень и полночь изо рта у него выскакивала кукушка на пружинке. У него всегда текли слезы. Черные, как нефть. Он собирал их в зеленые бутылки и продавал старухам, которые хотели помолодеть. А еще говорили что раз в десять лет он убивает детей, которые не любят "Пат и Стэнли". Видимо, старина тоже работает на медиамагнатов. Жить то ему на что то надо. Я отдал ему деньги, сел на самую красивую лошадь и старый фрик завел шарманку. Круг, другой, третий. Мне это так понравилось, что я кричал карусельщику: Еще! Еще! Еще! и смеялся. Ну, короче, я прокатался до вечера. И даже не заметил, что вырос. Старик мне выставил счет. На целый миллион и три гроша. У меня не было больше денег. Тогда я продал ему душу в обмен на один уговор: с этого дня ни слова правды. Даже на вопросы: который час или выхожу ли я на следующей остановке. Жуткая жизнь. В кафе, если у меня спрашивают: вы любите печенку?, я говорю "да", хотя я ее на дух не переношу. Или врач меня смотрит: Тут болит? Или там? А я стискиваю зубы и говорю: нет.
- Я не маленький - обиделся Патрик. - так не бывает. Душу нельзя продать. Кому она нафиг нужна?
- Черт, а ведь это аргумент, капитан! Я всегда думал, что "Фауст" полное фуфло.
- Кто?
- Не бери в голову. Это вредно. От этого повышается холестерин.
- Кто?
- Господи! Я же сказал: забей!
- А я тоже не люблю Пат и Стэнли. - сказал Патрик и собезьянничал, сам того не желая, будто подражал киношному герою - Они - полное фуфло. Сразу видно что игрушечные, за них дикторы поют. А Марина говорила, что они прикольные.
За их спинами чернело бетонное жерло водовода. Оттуда даже днем тянуло холодом. Вилли собирал в пакет пустые банки и обертку. Помолчав, спросил без улыбки:
- Марина давно в розыске?
Снова старческая гримаска. Отсутствующее тупое личико с кукиш.
- В августе... ночью. Ее ищут пять дней. - неживым голосом ответил мальчик.
- Погоди... Не сходится. Сегодня одиннадцатое сентября. Как она пропала?
Тусклый заученный ответ:
- Мы с папой и Мариной поехали в Мак, Марина спала в машине, мы вышли и купили два чизбургера, напиток, пирожок и мороженое. ... Марина ушла.
- Вы поехали в Мак ночью? - Вилли шагнул к мальчику - тот быстро, не вставая, отполз на задке, загребая руками перегной.
- Два чизбургера, напиток, пирожок и мороженое. Два чизбургера, напиток, пирожок...пирожок.
Вилли сощурился, слышно хрустнул сплетенными пальцами:
- Кто тебя научил так говорить? Отец? Виржини?
- Два чизбургера! - закричал Патрик и зажал уши кулаками- Два! Да!
Между мелкими зубами пузырилась слюнная пенка.
- Ну-ну, капитан. Я сказал: тихо. Держись. - Вилли крепко притиснул к груди брыкающегося мальчишку, то ли утешая, то ли не давая кричать. Кроссовок Патрика въехал по больной ноге, но Вилли даже не дернулся. Вскоре ровный рёв и мычание перешли в судорожные, но уже затухающие всхлипы.
Вилли мерно укачивая Патрика на плече, выспросил все, что смог. Мальчик говорил, как во сне, напрорыв, невнятно и сумбурно. Вилли Ли не знал, что за десять минут ему удалось выудить из Патрика Сабатье то, чего не могли от него добиться ни службы опеки, ни детские психологи, ни следователи.
Значит ночью, 19 августа отец увез дочь, и наутро приехал порожняком домой, а потом лаялся с сожительницей и они вместе придумали байку для легавки и запугали ребенка до истерики.
- Все?
Хватка ослабла, мальчик прерывисто вздохнул и сунул нос в мятый бумажный платок. Заговорил гнусаво -
- Но ведь Марина нашлась... Дай мне коробку, или пойдем к нам домой, покажешь папе, пусть он позвонит в полицию и скажет, что ничего больше не надо. У нас есть ванна, ты вымоешься.
Вилли вздохнул, пожевал фильтр сигареты. Опасный момент. Один неверный жест, одно лишнее слово - и пиши пропало.
- Насчет ванны звучит заманчиво. Спасибо, дружище. Но тут смотри какое дело - ты ночевал в Калифорнии, вдруг тебя уже тоже ищут? Ты часто ночуешь не дома?
- Нет. - ответил Патрик. - первый раз. Я боюсь тут спать один...
- Почему? Ты храбрый парень. И разве в вашей Калифорнии есть что-то плохое? Ты же сам говорил, что Марина придумывала только хороших зверей и людей?
Мальчик опустил голову и скучно задергал шнурки кроссовок.
- Я не все сказал... С тобой не страшно. Ты большой, когда ты есть - они не придут.
- Кто?
Патрик, как завороженный, посмотрел на огонек "зиппо" и выговорил нехотя:
- Комбинезомби.
Час от часу не легче. Вилли Ли оглянулся на бетонное убежище, где мирно ждала Вещь.
- Так... Тебе Марина про них наболтала?
- Сначала их не было в Калифорнии... Все было хорошо. А потом они стали приходить и искать нас. Мы сидели и Марина говорила: не дыши, они услышат. Они слепые и ходят вперевалку напролом, у них лица закрыты такими сетками на шляпах... страшными. Знаешь, как марля от мух на форточке. От них воняет дымом.
- Ты их видел? Почему они так называются? Когда они пришли в первый раз?
- В этом году, в июле... после праздника... Марина их чувствовала. Она мне быстро говорила: Они идут! И мы бежали в убежище и не дышали, сколько могли. Они охотились на Марину. И даже ловили ее пару раз, но я не видел, как они это делают, она спаслась, но остались следы. Виржини замотала ей горло шарфом и она даже в жару ходила так... Может комбинезомби добрались до нее?
На сигарете нарос столбик пепла. Вилли слушал внимательно, круглое лицо было серо и серьезно.
- Вспомни точно, что за следы? Синяки? Раны? Порезы?
- Нет... Такие красные, как долька апельсина. На шее, на животе и на ноге - вот тут. - Патрик похлопал себя по внутренней стороне лягушачьей тощей ляжки.
Вилли Ли щелчком отправил окурок в лопухи и вдруг выкинул трюк - закатал рукав рубашки и с силой засосал белую кожу чуть выше крепкого запястья со врезавшимся в мякоть часовым ремешком. С чмоком отнял губы, показал мальчику яркий след - с мелкой моросью крови выступившей из пор.
- Такие?
Патрик удивленно кивнул.
- Ты их тоже чуешь? Как Марина? Комбинезомби бывают?
- Не поверишь - сухо усмехнулся Вилли - чую за километр. Даже с насморком. Еще как бывают, я их знаю, как себя. Вот что, капитан: сбегай домой и покажись родне. Наври, что ночевал у приятеля или еще что. Тебе влетит конечно, но ты не бойся. Как отгремит гроза - возвращайся и мы попробуем еще поговорить с Мариной. Лады?
- А ты не пойдешь со мной?
- Не сейчас. Ближе к вечеру, как стемнеет. Сам понимаешь. В таком виде по городу только ворон пугать.
Ты только обо мне не рассказывай пока. Будет сюрприз.
- Я не буду - улыбнулся Патрик.
- Да... погоди.
Мальчик замер, разведя ветки ивы, Вилли стоял во весь рост, небрежно опершись плечом о бетонный край трубы.
- Ты сказал, что эти - он махнул перед лицом ладонью - комбинезавры... появились после праздника. А как вы спраздновали Бастилию в этом году? Расскажи...
- Хорошо... - мальчик снова нахмурился, вспоминая. - Днем смотрели парад по телеку. Потом пошли гулять. К отцу приехал его друг и позвал нас к себе, за город. Они недавно познакомились... Мсье Бертен. Он сторожем на старой папиной работе. У него трейлер в лесу, он как домик. Там здорово! Марина была с нами. Нас с Мариной положили в конторе - меня на раскладушку, а ее на такое кресло, которое раздвигается. Наши остались у костра. Они были пьяные. Папа, мсье Бертен и Виржини.
- Стоп. - жестко оборвал его Вилли, щелкнув пальцами - Ты просыпался ночью? Например, отлить?
- Да.
- Так, не думая, говори - что ты увидел в первую очередь? - резко, как на допросе, выпалил Вилли.
- Подушка Марины была пустая. - сказал мальчик.
- А утром ей повязали шарфик на шею? И вскоре в Калифорнии появились плохие мертвые парни?
- Да... А что?
- Ничего. Ну, беги, капитан. Я буду тут, честное слово.
Когда легкая побежка мальчика стихла, Вилли Ли обмяк, как мартовский грязный снеговик, сел на корточки, бережно поглаживая ноющее пузо - мешанина из хлеба в сухомятку, шоколада и консервов напомнила о себе гастритной болью, он отер рукавом испарину со лба, так будто ворочал кирпичи.
Солнце еще высоко. Но времени в обрез. Цейтнот.
Хрен с ней со жратвой, мне бы факты переварить... Добрый Боженька, спасибо Тебе, что Ты создал меня атеистом и материалистом. Продолжай в том же духе.
Да. Я Тебя тоже очень люблю. Аминь.

-------------------------------
"Пат и Стэнли" - герои комиксов, мультфильмов и детских передач, популярные во Франции, это бегемотиха и пес, которые поют песни и попадают в смешные ситуации.

День Матери - международный праздник, в Франции, Австрии и Англии приходится на второе воскресение мая.

"В июле после праздника" - имеется в виду 14 июля, День взятия Бастилии, национальный праздник Французской Республики.

 Отправлено: 20.03.10 13:59. Заголовок: Наручные часы стояли..

Наручные часы стояли, как Вилли ни тряс их, как ни подкручивал завод - пусть бы отмеряли хотя бы неверное время, легче, когда знаешь сколько прожил - полчаса, час или два. Безвременье тягомотно, провалился, как монетка за подкладку, в теплые сорные заросли, сонной, звенящей мошкарой придуманной Калифорнии, даже название этого места нереально, с таким же успехом его можно было обозвать Сибирью или Зазеркальем. После ночного дождя пАрило, душно и сильно пахло землей и палыми листьями. Мелкий порх безымянных невидимых птиц в кустах, белые бурунчики течения сквозь ржавую арматуру и валуны, над головой караванная дорога перистых облаков.
Изредка наверху звенел сигнал автоматического шлагбаума, потом прокатывался трудный ритм колес неторопливого товарняка. И опять тишина. Вилли завидовал машинистам и поездам - у них были маршруты, цели и точное расписание. От скуки он задремывал, то в орешнике снаружи, то снова завалившись на ящики в бетонном жерле Убежища. Даже в полусне, его не оставляли подспудные тесные, будто паюсные мысли, просыпался, выходил размяться и покурить. Досадно. Осталось всего три сигареты, да и то одна сломанная и почти выкрошилась. Скоро на стенку полезу. Просить ребенка купить курева было немыслимо- городишко мизерный, все всех знают, взрослые сразу заметят и припрут "капитана" к стенке. Выйдет гадко.
Маета и тревога.
Вилли бережно вынес Вещь под солнце - ну и вот и переночевали, сладко ли тебе спалось, любовь моя? - он придирчиво осмотрел фанерную крышку "дверцы" - не покоробилась ли от сырости, вздор, что с ней случится за одну ночь. Ли присел на старую покрышку, вросшую в косогор, держа Вещь на коленях.
На сей раз ему достался изрядно потрепанный ящик-футляр с китайским драконом и крикливой аляповатой надписью "Ларчик доктора Фу-Манчу. Сто! фокусов сто! Новинка 1932 года! Ух! Захватывает дух!"
- Вот стерва... - Вилли отмахнулся от назойливой осы.
Неизменными оставались лишь размеры Вещи (Ли обмерил рамку большим пальцем, прикинул - примерно 40 на 25), да еще затейливо окованная медным узором замочная скважина, с той лишь разницей что теперь сверху красовалось полукруглое оконце цифрового кода, как на сейфе или камере хранения. За дверцей глухо бренчала музычка, звук вибрирующий, жесткий, черный, с хрипами и подсвистом, как на старом граммофоне. Вилли прислушался к песенке и даже узнал мотив: "The Japanese Sandman" двадцатого года, та самая которую пела Нора Байес, правда оркестровка без слов. Немудрено, что узнал. В Парижской квартире пришлось бросить неплохую коллекцию джаза... Стоп. Адрес. Хоть приблизительно. Округ, улица, вид из окна. Какой к лысому бесу Париж, если по паспорту я голландец... Тогда почему я по голландски ни "бе" ни "ме"? А что все голландцы обязаны знать голландский? Нет такого закона. Может быть я вообще русский. Или... Господи... Мне срочно нужен мозгоправ. Кто вообще лечит амнезию? Гипнотизер? Невропатолог? И это забыл...
От бессилия и досады разболелась голова, Вилли рассеянно побарабанил пальцами по крышке.
Что ты такое? Волшебная деревяшка?
Довольно, Вилли, вернись с небес на землю, пора признать: этого не может быть.
Еще пара ночевок на лоне природы без курева, выпивки, горячей еды, ванны и бритья, и я поверю, что мне досталась шкатулка Лемаршана или почтовый ящик бабы Ванги. Хорошо. Давай по порядку.
Возможно – Вещь - секретная разработка NASA, сделана из редкой породы галлюциногенного дерева Тумтум. Один вдох – и ты в стране чудес. Ага. Мальчик тоже надышался. И девушка.
При воспоминании об Алекс, Вилли Ли нахмурился. Зачем ей понадобилась Вещь? Ведь не похожа ни на воровку, ни на трассовку, но только хитрая циничная гарпия способна на такую низость, отнять у меня мою единственную, хорошую, умную, преданную... Последний медяк у нищего, инсулин у диабетика или час жизни у смертника... вот как это выглядит, дамы и господа... вот как...
Он встряхнул головой. Господи, что я несу. Будто диктант. Очень мешает...
Так, версия NASA – форменный бред. Марина Сабатье реальна. У нее есть братья... мачеха, отец ... Она в розыске, и одновременно она в Калифорнии... и...
А что если она мертва?
Закольцованная хрипящая музычка стала громче, Вилли Ли чуть не выронил «Вещь», его передернуло. Вопрос «что ты такое» отошел на второй план.
Как это работает?
Марина мне никто, она постучалась сама, я открыл. Ее родной брат не видел ее до тех пор... До тех пор пока не сказал слово «люблю»... Вот оно! Пароль. Симсим, откройся.
Но почему я? Я ведь, слава богу, никого не люблю.
Тут Вилли нащупал в жилетном кармане маленький твердый предмет. И расплылся в довольной глицериновой улыбке, будто принял на десну качественного кокаина из новой партии. Эйфория... Я на особом положении. Мне никакие пароли не нужны. Я хозяин. Нет, хозяин – это слово вполнакала. У козы бывает хозяин. А я владелец. Нет! Я - Полноправный О-бла-да-тель. Very Important Person. У меня есть личный ключ. Потерпи, малышка, сейчас я тебе его хорошенько вставлю...
Единственный экземпляр. Уникальное предложение. Сертифицированное качество. Гарантия 100%
Никаких вопросов. Вывод только один: Ты – моя навеки.
Детка, да мы с тобой горы своротим. Главное, до конца понять твою механику. И тогда... Драйв, триумф и Эйфория
Вилли бережно вставил ключик в замочную скважину, прокрутил дважды – с каждым оборотом ключа в сейфовом окошке с подзвоном появлялись не цифры, а картинки из игрового автомата: алые вишенки на двойном стебельке с листиком. Одна, вторая... Вилли облизнул губы и уверенно довернул до конца.
Дзень!
В третьем «окошке» выскочил ярко-желтый лимончик.
Улыбка Вилли погасла. Он вскинул брови и разочарованно выдохнул.
Дверка открылась сама.
Порыв ветра с брызгами был так силен, что Вилли вскрикнул и прикрыл глаза ладонью.
Городская площадь исчезла. Вместо нее за кованой оградой набережной белыми балтийскими бурунцами ходило холодное море.
На горизонте были еле различимы в дымке силуэты военных кораблей и громадины айсбергов.
На набережной стояли летние столики под полосатыми зонтиками. Зонтики рвались от ветра, официант переворачивал стулья ножками вверх, за еще неубранными столиками сидели одинаковые мужчины в пальто и шляпах, ели и пили что-то горячее, дымящееся из одноразовой картонной посуды.
Рядом с каждым из едоков стояли чемоданы, с железными уголками. На волнорезе, который заканчивался маленьким причалом, сторожили дождь со снегом желтые круглые фонари. Волны перехлестывали через эспланаду волнореза. Резко пахло мокрым снегом и японскими йодистыми водорослями.
На ближнем столике действительно стояла черная коробка допотопного патефона – под иглой вихлялась пластинка «Sandman». Мелодию то и дело заглушало буханье волн и хлопки тентов.
Метельщица в сером халате и сандалиях на босу ногу гоняла слякоть шваброй.
Она секундно уставилась на Вилли Ли глубоко запавшими изможденными глазами, и отвернулась.
Вилли, вспотев от азарта и страха, совершил то, чего сам от себя не ожидал. Он приблизил Вещь прямо к глазам... и просунул внутрь взлохмаченную башку, как в форточку или отверстие гильотины, добела впившись в края коробки пальцами, готовый в любой момент отпрянуть. Он огляделся – изнутри все выглядело так, будто Вещь – это и впрямь узкое окошко в кирпичной стене, совсем невысоко. Вилли различал даже маркировку на кирпичах. В палисаде совсем близко – ржавые старые качели меж двумя столбами.
- Привет! – голос девочки прозвучал так резко, что Вилли рванулся, ушибся затылком, и едва не грохнулся с колеса. Марина Сабатье улыбалась ему, стоя на доске качелей. Она держалась за поручень одной рукой, а во второй краснело большое, яркое яблоко.
Девочка с хрустом надкусила его, по подбородку потек сок, капнул на воротник полярного анорака, из-под капюшона выбивались русые косички.
- Не упади... – хрипло сказал Вилли Ли. Во рту пересохло, ухо простудно заложило от ненастного ветра.
- Не-а! – с набитым ртом отозвалась Марина. – Хочешь?
Она спрыгнула с качелей, встала на цыпочки и протянула яблоко в окно. Вилли дрогнувшей рукой принял угощение, глянул так, будто в ладонь ему положили гранату без чеки. Яблоко... Холодное. С капельками на матовой восковой кожуре, крупитчатая, быстро ржавеющая мякоть на откусе. Оно было совершенно реально. И от этого Вилли Ли захотелось все бросить и бежать напролом без оглядки, пока не свернет шею.
- Ну же, кусай. – Марина склонила голову к плечу – Оно хорошее. А то я обижусь и уйду! И дверь закрою.
Вилли сглотнул вязкую слюну, зачем-то понюхал яблоко, поднес ко рту... Едва отхряпав кусок, передал обратно. Ни горечи, ни дурного привкуса. Обычное, кисло-сладкое яблоко... Главное, не думать о Белоснежке.
Марина присела на качели, болтая ногами.
- А где Патрик?
- Я отправил его домой... Он придет вечером. Может быть.
- Ну тогда давай говорить. Ты первый!
Сейчас или никогда. Вилли Ли решился и напрямую спросил:
- Марина, признайся. Ты умерла?

--------------------------------------------------------
Фу Манчу - китайский злодей, персонаж фильмов 30-х годов. Нехороший человек.

Japanese Sandman - мелодия, популярная в 20-е годы, песочный человек

 Отправлено: 23.03.10 13:07. Заголовок: - Двенадцать зеленых..

- Двенадцать зеленых бутылок висели на стене, ты плюнул, одна упала, одиннадцать зеленых бутылок висели на стене, ты плюнул, одна упала, десять зеленых бутылок висели на стене... - пела Марина Сабатье на одной ноте, качаясь в такт, яблоко откатилось в заиндевелую траву палисада. Пустые круглые глаза-пуговицы с перламутровым отливом. При каждом взмахе качелей вверх-вниз болтались мокрые тощие косички.
Визжа и вихляя крутилась черная патефонная пластинка, по иглой скрипел и брякал по траурному кругу "Japanese Sandman".
Ни одна старая запись не может звучать так долго, мне ли не знать, я свое время фанател по винтажной технике...
- Восемь зеленых бутылок висели на стене, ты плюнул, одна упала, семь зеленых бутылок висели...
Одинаковые безликие едоки за столиками встали, как по команде. Взяли чемоданчики. И побрели вереницей один за другим по волнорезу - одинаковым жестом они придерживали на головах шляпы, старомодные серые плащи раздувались от ветра. Первый дошел до конца и наискось, как статуя, бултыхнулся в море, за ним второй, третий, четвертый... Процессию сомнамбул-самоубийц замыкала уборщица со шваброй и официант со складным стулом в руках. С крайнего столика сорвало скатерть - и корчась, белая ткань, заплясала на восходящем потоке.
На пасмурном горизонте сталкивались силуэты кораблей и айсбергов. Бесшумно, как в бреду. Из колоссального водоворота брызг колесом вынырнула синяя спина кита - хвост рассек волну и скрылся в пене.
- Марина! Прекрати! - заорал Вилли против ветра. Мельком понял, насколько дико выглядит со стороны - сидит бродяга на склоне холма, пялится в коробку для фокусов и кричит так, будто его могут услышать.
- Пять зеленых бутылок висели на стене... - лицо девочки было бесстрастным, гипсовым, как посмертная маска. Шевелились только губы. Над ними больше не было морозного паркА от выдоха.
- Ты умерла? Да или нет!
Марина затормозила резиновым сапожком о землю. Качели замерли. Она сердито взглянула на Вилли, и принялась выжимать левую косу.
- Тильда говорит, что это глупо.
Эспланада набережной и волнорез опустели. В полном прибое мотало складной стул.
- Какая еще Тильда? Это твоя подружка? Или воспитательница? Она к тебе приходит? Ты ее придумала?
- Нет. Тильда это Тильда. - девочка выпятила нижнюю губу. - Она бывает. Ну, случается. Я не знаю, как сказать. Отстань.
- Ну ладно, ладно... Извини. Я больше не буду. - Вилли потянул время и спросил: - А ты давно в Калифорнии.
- Я приехала в августе.
Вилли улыбнулся и кивнул.
- А знаешь, ты классная, Марина Сабатье. Я хотел бы с тобой встретиться, нет, правда. У меня нет друзей.
- Почему? - девочка соскочила с качелей и подошла ближе, влезла на ящик и приникла к раме Вещи с той стороны.
- Понимаешь, - замялся Вилли Ли. - Я ничего не помню.
- Папа говорил, не помнишь- не соврешь. А зачем тебе со мной встречаться. Вот же я.
Марина подпрыгнула: Вот же я! Вот же я!
- Ну ты же сама видишь, окошко узкое, я не пролезу. А кто тебя провожал в Калифорнию? Родители? Или...- он пощелкал пальцами, вспоминая - комбинезомби?
Марина нахмурилась.
- Патрик дурак. Наврала, а он поверил. Скажи ему, что их не бывает. Меня папа провожал. И его друг. Мсье Бертен.
- Хорошо проводили?
- Да. Я сначала боялась, как тогда, как мама водила меня прокалывать уши, но они мне дали пить прямо из бутылки и мне стало весело и все гудело в голове, а потом стошнило. И папа говорил: шире открой рот. И мсье Бертен тоже говорил про то, что надо шире. У него был крем для рук. Тюбик со слоником. Он им мазал. А потом они садились на меня. Папа спереди, а мсье Бертен сзади.

Вилли оттянул воротник рубашки, он будто давился собственным кадыком, но улыбка - мастерство не пропьешь - держалась намертво, как приклеенная.
- Веселые парни. Это было у вас дома?
Марина потопталась на ящике и сказала:
- Мне пора. С тобой скучно. Не хочу говорить, вот что.
Она равнодушно протянула руку и стала закрывать дверцу изнутри.
Вилли прикусил костяшки кулака, кровяными иголочками кололо отсиженные ноги. Он встал, держа Вещь обеими руками перед лицом.
- Марина. Давай играть.
Дверца снова распахнулась, дрогнула на ржавых шарнирах. Девчонка лукаво выглянула.
- А во что?
- Ты хорошо спряталась?
- Лучше всех.
- Спорим, найду. В горячо-холодно?
- Давай! - девочка смотрела прямо в глаза, уложив острый подбородок на сомкнутые в замок пальцы.
- Только ты мне подсказывай, чтобы все по честному. - Вилли отдаленно удивился тому, что еще не сошел с ума. - Ведь ты могла говорить при закрытой двери.
- А ты завяжи глаза и не подглядывай, тогда буду.
... Вилли Ли рылся в груде хлама, свет проникал в бетонное Убежище скупо, как в прорезь копилки. Гнилые тряпки, полиэтилен, куски поролона. Брючный ремень тоже не годился. Вот оно! Из развала выкатился широкий рулон черного, то ли упаковочного, то ли строительного скотча. Нужный кусок отодрался с липким зуболомным звуком от основы. Вилли оглянулся на Вещь, стоявшую у входа. Дверца была прикрыта - но Ли знал, что Марина подсматривает в замочную скважину. Даже на расстоянии был слышен проклятый Sandman. В облаке дурноты, Вилли казалось, что сверчковые смычки музычки сверлят его горячий череп.
Он как мог, убрал волосы поверх липкой полосы и плотно, в три оборота, замотал глаза.
В темноте под придавленными веками расплылись красные маковые пятна.
Он подобрал вещь наощупь. Сунул под ремень плоскую рамку, больно придавив живот.
Ему стало так холодно, будто в мякоть вставили вылитый изо льда скелет.
- Я иду искать. - ровно продиктовал в никуда Вилли Ли, непроизвольно задирая голову, как это свойственно слепым.
На пределе били в голове красные барабаны предынфарктной крови.

 Отправлено: 23.03.10 20:30. Заголовок: Трансляция Hell-TV. ..

Трансляция Hell-TV.
Прямое включение:
11.09.2009. 12. 00. город Лион. 228 avenue Berthelot. Сrématorium. Зал для церемонии прощания номер три.

Негромкий траурный говор. Черные протокольные пары, кокетливый дамский макабр-официоз, платья без декольте и разрезов, туфли на скромной танкетке. Восковые оранжерейные лилии и каллы.
Лоснистый, под красное дерево элитный гроб на возвышении, с откидной крышкой, впрочем крепко замкнутой серебром.
Книга посещения при входе. Шарканье подошв по мрамору. Глуховато льется из динамиков муторный Гендель, в головах гроба увеличенная фотография, намозолившая глаза по всем телеканалам. Студийный свет, ретушь, выгодный ракурс. Траурная кайма.
Лысины, бороды, на шляпках креповые банты, аквариумное колыхание толпы. Тяжелая телекамера, оператор в наушниках и неуместно веселеньком клетчатом костюме.
- Мы собрались здесь в этот скорбный день для того чтобы сообща почтить память... - невнятное аквариумное лепетание распорядителя в поролон микрофона... - Ужасно когда человек покидает нас, но стократ ужаснее, когда это происходит внезапно, в самом расцвете зрелости, на пике творческих сил и благих стремлений, оставляя нам лишь слезное недоумение и горькую память... Безвременная утрата...
Распорядитель шепелявил и у него выходило «ушиясьно». В пасти отсверкивал в свете софитов золотой зуб.
БЛАГОРОДНАЯ МАТЬ: *рыдает на плече супруга, прижимая ко рту скомканный платок*
ПАПАРАЦЦИ на корточках: блиц! блиц! Блиц!
БЛАГОРОДНЫЙ ОТЕЦ *играет желваками* - Попрошу без фото! У нас горе!
ДАМА ИЗ МИНИСТЕРСТВА СОЦИАЛЬНОЙ ЗАЩИТЫ ПО ДЕЛАМ ИММИГРАЦИИ (подсиненная седина, темно-серый костюм бизнес-леди, прикрываясь программкой, шепчет подруге: - Балаган. Говорят, не выдержало сердце.
ПОДРУГА (шестидесятилетняя мышь со шрамами от косметических подтяжек на лице, президентша благотворительного фонда по спасению цирковых осликов (годовой оборот два миллиарда в год без налогов) - А оно у него было? Новости...
СТАРЫЙ ХРЫЧ (инвалидная коляска, два лысых телохранителя по бокам, заколка для галстука с бриллиантом размером с остров в Карибском море, охапка белых роз, на башке чалма из бинтов -реабилитация после трепанации, шамкает ) Я первый поздравлю новобрачных... А невеста молоденькая?
ЛЫСЫЙ ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ (деликатно кашлянув) Padrone, прошу прощения, но мы на похоронах.
СТАРЫЙ ХРЫЧ (сварливо) Не морочь мне голову, я жив и здоров!
ОРГАНИСТ: *вдохновенно нагоняет депрессию и пафос*
Двери распахиваются. Мелькают синие каскетки, решительные люди в штатском:
РАСПОРЯДИТЕЛЬ: это произвол!
КОМИССАР (басом) Это Республиканская полиция. Всем оставаться на местах.
ОРГАНИСТ *звукорежу за пультом, радостно* Слава богу, деньги внесли вперед.
БЛАГОРОДНАЯ МАТЬ *падает на колени, заламывает руки* Здесь есть мужчины! Сделайте же что нибудь!
КОМИССАР *решительно откидывает верхнюю крышку гроба и отшатывается - из ящика заполошно вырываются тысячи синих бабочек, как в финале "Трупа Невесты" мечутся и трепещут крылышками под лампионами дневного света. Колышется на пружинке красная табличка с надписью "Surprise!"
Гроб пуст.
Немая сцена.
КОМИССАР *отирает пот со лба, коротко ржет, присвистывает, хватается за мобильник* Алло, Бланшар, ты выиграл, я проставляюсь!
БЛАГОРОДНЫЙ ОТЕЦ: Попрошу занести в протокол! Украли труп.
ПАТАЛОГОАНАТОМ - Протестую! От нас еще никто живым не уходил!
ОПЕРАТОР ПЕЧИ *небритый, в синей форме* Ну что, работаем или глазки строим? У нас автоматика. Мамаша только без драм!
БЛАГОРОДНАЯ МАТЬ: *бросается на гроб, с рыданиями* Марти! Я рожала тебя 12 часов! Токсикоз, неправильное положение плода, разрывы! Как не стыдно срывать церемонию! Ты мог хотя бы позвонить, что опаздываешь! Все люди, как люди, а ты...
СИНИЕ БАБОЧКИ: *мельтешат под потолком, им хорошо*
Орган стихает, лампы гаснут. Полицейское оцепление оттесняет журналистов, перелаиваясь по рациям. Труба крематория на пару минут перестает дымить.
И снова нехотя пыхтит белым фильтрованным облачком. В соседнем зале злой с недосыпа и мигрени, помятый, с замазанными тональником синяками шведский подданный Людвиг Хансен проводил в топку теперь уже в буквально смысле горячо любимую тетю.
Конец прямого включения.
Рекламная пауза.

 Отправлено: 24.03.10 01:03. Заголовок: Широкий выход из Убе..

Широкий выход из Убежища. Пахнуло тиной.
Холодно.
Вилли налетел с размаху на груду коробок. Выматерился. Его трясло от озноба, казалось на посеревших губах выступил иней, еще шаг - понижение на градус. Убедительно. Значит не туда. Вглубь? Ты хочешь, чтобы я пошел по трубе, насквозь?
Он развернулся и, хватаясь за влажные стены, побрел в темноту, теперь ему было все равно - темнота и снаружи и внутри. Ледяной панцирь на груди ослабел, пальцы потеплели.
Хорошо. Не волнуйся. Я иду. Но черт подери, Марина, надо было предупреждать, что "горячо"-"холодно" ты понимаешь настолько буквально.
Решетка. Он ударился о сетку всем телом, лихорадочно ощупал. Под ладонями крошилась ржавчина. Водовод перегорожен старой, продавленной сеткой рабица, как глотка кита перегородкой уса.
Да. Вот дверь. Вилли потряс ее - крошится, виляет в пазах, кулак можно просунуть. Все у вас тут гнилое. Он отступил на три широких шага. С короткого разбега врезался всем весом в преграду, закрывая голову локтем. Лязгнула, подалась. Мало. Еще разбег, удар. Треск. С воплем Вилли Ли рухнул на четвереньки поверх вышибленной калитки. Под ладонями и коленями ослизло хлюпала тухлая вода. Хриплое дыхание усилено бетонным тоннелем.
Вещь цела. Кости вроде тоже.
Вода казалась теплой, как кисель.
Спасибо за подсказку, Марина. Вилли тяжело кашляя побрел вперед по колено в стоялой сливной слякоти. Кожу под скотчем воспаленно щипало, глаза слезились и кисли под веками. Он вытянул вперед руки, ловя пустоту. Девочка в коробке хихикнула под сурдинку.
Тепло.
Миновал тоннель. Карабкался вслепую по насыпи, скатился мешком в камыши. Снова упрямо лез вверх.
- Правее! Там дырка! - крикнула Марина и замолотила кулачками в дверцу изнутри, так что стук отдался в диафрагме.
Вилли откатился, впился пальцами в сочную почву. Ноги опасно болтнулись в пустоте над яминой. Чудом удержался на краю.
- А теперь вверх! Вверх! Быстрее!
- Да.
Он, как гусеница, подтягивал сведенное тело, и только когда стянутые скотчем волосы обдало верховым ветром и под руками захрустел гравий и окалина железнодорожной обочины, выпрямился. Солнце пригревало левую шеку. Вилли стоял, пошатываясь, как статист из дешевого "джалло" про зомби.
Все что я творю - чистой воды безумие. В перспективе - калека, труп или арестант. Надо содрать повязку, убраться отсюда пока не поздно...
- Кто придумал, тот и вОда. Ты в игре? - недовольно шепнула Марина.
- Я в игре - отозвался Вилли Ли, вслепую перешагнул, запнувшись, через горячую рельсу, она цевкала и подрагивала, оглушительно звенел сигнал шлагбаума.
Истошный гудок, вой и грохот налетел отовсюду. Вилли, закрывая голову руками, ухнул в рытвину - в спину ударила раскаленная волна.
Колеса. Колеса. Колеса.
Перекатами грохота сыто и долго дрожала железная земля.
Товарный состав пробесновался по стальной полосе и сгинул.
Вилли с трудом отнял грязные ладони от лица.
Игра продолжалась.
Косогоры. Мокрый луг с кочками. Перелесок, прутья в лицо, мусорный вывал, шорох полиэтилена, скользкие бока пустых бутылок и хруст осколков. Холодное кострище на туристической полянке. Проселок. Развилка - теперь куда?
Налево?
Холодно. Колючая проволока. Частные владения. На проволочной ограде остались окровавленные лоскуты рукава.
Не угадал.
Он потащился по бездорожью мимо силосной башни направо, радуясь тесному нежному теплу изнутри.
Вилли не помнил, сколько он шел. Падал. Расшибался. Вставал. Снова падал. Полз в колючем ежевичнике. Упрямо припадал к земле, если слышал голоса, собачий лай или велосипедный звонок с деревенской дороги.
Бросало то в жар, то в холод. Ослепленное повязкой лицо слепо задрано в небо. Падая, он зачерпывал и пил из луж густую глинистую слизь. Отирал кулаком круглый подбородок, подавляя глубокую рвоту.
Уже в несчетный раз Вилли Ли стоял на коленях, отгибая и ломая пахучие скользкие стебли борщевика и ветви орешника.
- Я больше не могу. Сейчас сдохну.
Снова холодно. Вилли опустил голову ниже плеч, уже не как человек, а будто колотый на арене бык.
- Стена. - пустым голосом сказала Марина Сабатье. - прямо-прямо. Восемь шагов.
Вилли, кое как поднялся, закатал выше локтя мокрые, тяжелые от грязи рукава рубашки. Правое круглое колено - сплошное ссаженое месиво, выперло из разодранной брючины.
Ладони и лоб уперлись в бетонную стену. Ощупал выше. Тяжко подпрыгнул. Мотнулось больное брюхо. Пальцы задели раскрошенный верх стены и сорвались. Метра два. Ну хоть бы дырка.. собачий подкоп, или провал.
Оступаясь, он побрел вдоль стены, ведя руками по ребристому бетону - граненый узор ромбиками.
Тепло... Еще теплее.
Врезался виском в низко нависший корявый ствол дерева. Проследил примерно, как ствол навалился на стену. улыбнулся, шлепнув кулаком в ладонь. Повис, обдираясь о бугристую кору, подергался. Вроде выдержит мою тушу. Ха, это проще, чем скачать из сети фотки сисек Карлы Бруни.
Дерево вздрагивало кроной, роняло некрепкую листву из гривы. Вилли то облапливал ствол как медведь, то повисал, как ленивец. Есть. Бетонная кромка стены.
Он перекинул ногу, качнулся и сорвался на ту сторону.
Неудачно на спину.
Лежал, дышал, отплевывался, плотно притискивал Вещь к животу. Из ноздрей поплыло теплое, густо замарало губы, он слизнул юшку, смазал запястьем. Печеночная ржавчина. Давление скачет.
Тихо. Только гулкий ветер по верхам. Гудел в толевом покрытии крыш темных ангаров. Гулял в складских лабиринтах.
Вилли крался от угла к углу. Каждую секунду ждал окрика, удара или броска охранной собаки.
Холодно. Холодно. Холодно.
Гулка и звучна неверная поступь под навесом.
Холодно... Нет. Теплее. Теплее. Точно, туда!
Белесая нелепая фигура слепого Вилли Ли мелькала между тяжелых контейнеров под жестяными навесами грузового ангара.
Бетонная стена осталась далеко за его спиной. Над въездными воротами фирменная табличка "Транспортное агентство "Меркурий", уже изрядно поточенная дождями, облезлая. Рядом - на желтом фоне монограмма ""DHL Worldwide express". Пыльные стекла конторской витрины. Видно было, что внутри от офиса осталось немного - разгромленные компьютерные столы, ворох затоптанной бумаги. Раскладное мягкое кресло, пыльная кофемашина.
Сколько таких фирм пустело и разваливалось по окраинам провинциальных городов, кризис. Работники уволены. Невостребованные грузы отсыревали на складах.
Ну же... финишная прямая. Марина, куда?
Вещь равнодушно врезалась углом в тело. Мертвее мертвого. Неодушевленный предмет.
Без паники. Спину выпрямить. Голову держать. Руки вперед. Прислушиваться к себе. Ведь тепло? Тепло. Так. Шаг влево. Теплее. Снова шаг, обегая пальцами ребро контейнера. Еще теплее, аж душно.
Вилли шумно отдулся, покраснел, как в сауне. Это уже не просто тепло... На шее и руках багрово набухли вены. Идти было трудно - отставшая подошва левого ботинка шлепала и задевала о грузовые полозья между контейнерами.
Отсчитал еще два громоздких ящика. Третий... Ему показалось что гулкая стенка раскалена, он зашипел и отдернул руки, слабея, сполз по краю. Кажется, температура под сорок. Вилли не в шутку задыхался. Еще чуть-чуть сердце и сосуды в мозгу лопнут и белок свернется. Горячо. Очень горячо.
Он потерся щекой о край и прохрипел:
- Чур-чура, я нашел.
Выбило обильную испарину, лохмотья рубашки и жилета плотно прилипли к телу. Жа
Вилли вытащил Вещь из за пояса и вздохнул свободнее. За узорчатой замочной скважиной было слышно, как Марина Сабатье смеется и хлопает в ладоши.
Черная липучка отодралась от лица чуть ли не с мясом. Но с доброй половиной ресниц и бровей точно.
Вилли болезненно моргал, растирая красную полосу на лице. Все расплывалось, обманывало... Наконец смиловалось и составилось в ясную картинку.
Серый металл контейнера в человеческий рост. И через весь бок - цифры маркировки и название фирмы отправителя: "La Californie".
Вилли заметил, что крышка чуть отстает и пломбы сорваны. Но одному ее поднять не было сил. Он только привстал, подцепил край. Поскреб ногтем - ящик был забит доверху почти сырым, набросанным кое-как цементом.
Распахнутая Вещь лежала на полу. Девочка смотрела снизу вверх, будто в маленький люк чердака. Вскинула руку - Вилли принял ее теплые пальцы. Легко пожал.
- Ты здесь, Марина? - он стукнул костяшками в жесть. - Ты мой приз.
- Угадал! - ответила Марина. - А знаешь, когда ты спрячешься, я тоже буду тебя искать.
Вилли вздрогнул.
- Не сегодня.
- Я подожду.
Вилли промолчал, бережно поглаживая холодную стенку контейнера свободной рукой.
Он был растянут между запредельем окошка и гробовой жестью грузовой тары.
- Скажи, Марина... Этот... Бертен, он здесь часто бывает? Патрик говорил, он живет в фургоне. Кстати, как его зовут?
- Андре. Он здесь всегда. Он давал мне жевать воск с медом. У него тут домики для пчел, я не знаю, как называются.
- Ульи. Так он один?
- Да. Он тут сторожит.
- Отлично... - Вилли потряс головой, как мокрая собака и встал на ноги, держась за ушибленное бедро.
Подожди, я скоро.
... Наблюдатель жадно всматривался в прогал между ящиками. Жухлый газон, асфальтовая площадка, трещины проломили одуванчики и подорожник.
Вросший в серую зернь на сдутых колесах фургон-прицеп под мачтой фонаря. Окошки занавешены дешевым ситчиком. Засаленная жаровня для барбекю и три пластиковых стула.
Вилли отключил эмоции, четко считал расстояние, прикидывал варианты. Собачьей конуры вроде не видно, мисок с объедками тоже.
За порушенной продавленной сеткой - лужок - посреди торчали прямоугольные ульи. Вилли напрягся. Пальцы впились в ляжки.
Между ульев, переваливаясь, бродил грузный рослый мужчина в синем комбинезоне с карманом на груди. Соломенная шляпа, плотная сетка накомарника. В руке - жестяная носатая лейка подкура - его окутывал серый дым.
- Комбинезомби. - усмехнулся Вилли Ли - Здоровый, лось...
Словно услышав его шепот, что невозможно, пасечник тревожно завертел тяжелой маскированной головой.
Вилли попятился, прихватил Вещь и дал драла, едва протискиваясь в грузовых лабиринтах склада.
- Отведи меня домой, Марина... Я не найду дороги. - он всматривался в щелку с надеждой.
- Конечно. Ведь я твой приз, ты сам сказал!

... На обратном пути Вилли Ли удивлялся, сколько он прошел вслепую по пустырям и буеракам. Особенно впечатлила та ямина близ выхода из сливного тоннеля. Глубокая как три могилы со ржавой арматурой на дне. Один неверный шаг и через недельку дорожные обходчики по запаху нашли бы распухший, пропоротый, как кольями в волчьей яме, труп беглеца.
Вилли было легко идти назад.
Он, прихрамывая, тиснул руки в карманы брюк и насвистывал Japanese Sandman
Солнце на закате ласково. Тени длинны. Жизнь прекрасна.
Сегодня ночью.
Я так решил.

-----------------------------

Джалло: поджанр итальянских фильмов ужасов, сочетающий элементы криминального триллера и эротики. Отдельными кинокритиками рассматривается как поджанр слэшера.
Карла Бруни - манекенщица, жена французского президента Николя Саркози, известная своими скандальными фотографиями топлесс, распространенными в сети на сайтах "желтой прессы"

 Отправлено: 25.03.10 06:41. Заголовок: Я не сразу пришел до..

Я не сразу пришел домой, я мимо школы шел, уроки уже кончились, там ребята на площадке, где фонари и сетка, они орали и гоняли мяч и еще там был Дидье, который классно пинает сокс, и еще новенький, я его не знаю, я стоял, и смотрел из за сетки, и новенький спросил Дидье, кто я, а Дидье наврал: он теперь ходит в школу для даунов, у него сестру украли гомики, а мать показывает сиськи в супермаркете. А я ему ответил, что он сам гомик, и что Марина в Калифорнии, и я с ней сегодня говорил и еще буду. А Дидье стал смеяться и обзываться, а я все кричал, что я говорил с Мариной! И что она теперь в коробке. Я стал в него кидать песком через сетку, но тут подошел мэтр Пелиссон, наш классный, и сказал чтобы Дидье шел в раздевалку, а потом он сказал мне:
-Патрик, чем я могу тебе помочь?
А я молчал и смотрел под ноги. Тогда мэтр Пелиссон сел на корточки, и очки снял и лицо у него стало серое такое, он спросил:
- Патрик, какая еще коробка? Ты хорошо себя чувствуешь, отвести тебя к доктору?
А я ответил:
- Извините, мне пора домой.
И пошел. Он сказал еще:
- Патрик, я сегодня позвоню твоей маме, плохо, что ты не посещаешь занятия, я вижу, что ты скучаешь по ребятам, ты хочешь снова ходить в школу?
А я ответил:
- Я ничего не хочу.
И побежал.
... Дома я долго звонил в дверь и никто не подходил. А потом Виржини так открыла, что дала мне по лбу, я заплакал, а она меня схватила за бошку и за руку, потащила в коридор и мы своротили стойку для ботинок, и она меня била полотенцем и пинала и орала:
- Ты! Где! Был! Ночью! Говно!
И на кухне текла вода в раковине и еще подгорело что-то.
А я вывертывался и кричал:
- Я! Был! В! Гараже!
А она стала красная такая, и слюни у нее летели:
- Ты врешь! Говно! Я! Тебя! Убью!
Виржини меня потащила в комнату к Жерому, бросила на пол и закрыла снаружи.
Я сидел и плакал. Там кругом валялись вещи брата, и на окне была решетка снаружи - у нас на первом этаже решетки от воров, и солнце сквозь эту решетку лезло полосатое. Я посмотрел и вдруг увидел на обоях Лицо. То самое. Там пятна были от кетчупа, когда Жером запулил в Александра куском пиццы, но только теперь это точно было Лицо, оно вылезло из обоев и пугало меня, не помогла липучка, оно вылезло и даже днем пялилось. И я понял, что сейчас мне будет смерть.
Я стал стучать и кричать, что не хочу.
Виржини долбила с той стороны в дверь и говорила, что отец придет и выжгет мне сигаретой глаза, чтобы я никуда ночью не ходил. И что меня отдадут в больницу, и там мне вставят в лоб иглу и высосут через нее мозги и я буду овощем.
А потом она на лестнице кричала по мобиле:
- Дома он! Дома! Я не нанималась твоих высерков пасти! - и потом еще что то про полицейских, что нам еще второй разборки не хватает, и что меня надо к батарее привязывать, но уже тише...
Это наверное папа звонил.
Я взял покрывало с кровати, закутался с головой и лег на пол. Знаете, как надо ложиться. Спиной к Лицу нельзя, оно в затылок укусит, и на кровать нельзя, оно будет под кроватью, нужно лежать на спине, чтобы если что видеть как оно ползет. Сверху Лицо никогда не нападает.
Я лег как надо и быстро уснул. Я быстро-быстро спал. Я даже запыхался и вспотел.
А проснулся я вечером, когда солнце ушло и все в комнате стало синее, мурашечное, у меня болела голова, и в голове повторяли на два голоса:
-Значит, ты врешь?
- Ну да, капитан.
- Всегда-всегда-всегда?
- Конечно нет.
Первый голос был мой - такой противный, как будто на магнитофоне, а второй чужой - низкий с хрипом и кажется, будто говорит и улыбается.
Я понял, что просто вспоминаю то, что мы говорили утром с тем толстым дядькой в Калифорнии. Я сел, зажмурился, уши кулаками заткнул и стал сильно-сильно думать.
И я думал:
Если он сначала сказал, что врет, а потом сказал, что не врет, значит точно врет. Он ведь мне сказал, что ему за вранье бабло капает, и про ту карусель, значит он и мне соврал. Он нарочно меня домой отправил, чтобы и коробку, и Марину и Калифорнию забрать себе. Он все заберет и съест как те сосиски и батончики, и уедет и будет смеяться надо мной. Он знал конечно, что Виржини меня не отпустит.
Мне стало так страшно и горячо в голове и в животе, что я снова стал дергать дверь и кричать:
- Пусти меня! Открой!
Виржини пришла и сказала через дверь:
- Заткнись, чего тебе?
Я сказал:
- Хочу по большому.
Она ответила:
- Насрешь на пол - языком вылижешь.
Я слышал, что братья дома, они в зале играли в приставку. Я уже не знал что делать. И вдруг вспомнил, что Жером курит. Никто не знает, я один знаю, у него в столе зажигалка лежит и сигареты, если ящик выдвинуть, там пачка приклеена скотчем.
Я был как псих. Мне очень надо было выйти. Я взял зажигалку, взял журнал и рвал страницы, и комкал их и бросал на пол. А потом зажег. Так быстро загорелось и завоняло. И я скоро стал кашлять и закричал:
- Горит! - и стал на дверь прямо прыгать с разбегу.
Виржини открыла и сразу стала визжать - там в комнате бумага трещала и дым, а я нырнул ей между ног и побежал на улицу. Уже горели фонари.
Я очень быстро бежал, и плакал и смотрел вверх и толкал кого то и прохожие мне кричали, и машины тормозили и водилы ругались, а я все бежал, бежал и бежал...
... В Калифорнии я уже не бежал. Я шел и дышал, и открывал рот и держался за бок. Когда совсем темно, то не страшно, а тут все было такое серое и сиреневое, косматое такое, и высоко звезды такие слабые, и дрожат.
А возле Убежища было тихо и пусто. Я так и знал. Он все забрал и ушел. Я порылся в убежище. Потоптался. А потом так разозлился и закричал, как Виржини, я думал у меня кожа на шее лопнет:
- Ты! Соврал! Говно! Я! Тебя! Убью!
- Ну и чего ты орешь, капитан? - спросил он и вышел из орешника, голый по пояс, мокрое пузо такое арбузом. Он поднимался от реки и нес в руке пиджак и еще какие то тряпки. И волосы у него были мокрые и лицо мокрое, он его вытирал ладонью и фыркал.
И мне стало сразу хорошо, что я ошибся. Я сел. Посмотрел на него и сказал:
- Привет.
И он сказал:
- Привет.
Я сказал:
- Давай говорить с Мариной. Ты обещал.
Он обтерся майкой и так и натянул ее, а рубашку выбросил, а потом надел на плечи ремни ,и кобуру под мышкой поправил, а пиджак прямо на майку напялил и ему было плевать, что она мокрая.
Он сел рядом со мной и сказал:
- Шел бы ты домой, вот что.
А я ответил:
- Я поджег дом.
Я ему дал понюхать ладони и у меня от волос дымом пахло, как у зомби. И рассказал все. И снова попросился к Марине.
В Убежище он зажег огарки и я увидел ту Коробку.
Она была не такая, как раньше.
Я только и сказал
- Вау!
Коробка была старая, такая коричневая, как кофе, с рисунками, горы, золотые листья, и по краям в кружкАх слон, зебра, обезьяна, носорог, как в кино. Замочная скважина. И надпись "Jumanji".
И внутри ту-тукало... Ну точно как в том кино. Но не как барабаны. А как сердце.
Я хотел ее открыть, но он покачал головой, взял коробку под мышку, а меня за руку. И сказал
- А теперь пойдем к Марине, капитан.

 Отправлено: 27.03.10 07:49. Заголовок: Гравийная дорога выв..

Гравийная дорога выводила на трассу - мертвенный свет фонарей на мачтах застил звезды, путался в кронах лесополосы.
Нет, на шоссе не нужно - по левую руку замаячили в полутьме бетонные стены складов. Шли молча. Мальчик устал, но покорно плелся следом за Вилли Ли, не выпускал руку, и свободной даже вцепился в ремень его брюк. Вещь наливалась злой, неодобрительной тяжестью с каждым шагом. Ясная ночь, сырая и пустынная плыла в мареве над землей.
На середине пологого холма Вилли разжал пальцы и шепнул.
- Передохнем, капитан.
И первый плюхнулся наземь, мальчик привалился к нему - так и сидели спина к спине. Вилли закурил последнюю сигарету.
... Нет никаких доказательств правды. Что если я просто рехнулся. Читал, что некоторые сумасшедшие в момент галлюциноза сознают свое безумие и мучаются от двойственности и беспомощности. Мальчик заблудился среди выдуманных монстров, давно не отличает сна от яви, и подыгрывает мне. Девочка - плод моего воображения. Сторож, нелюдимый человек, пчеловод, дрыхнет сейчас в своем фургоне без задних ног, и, быть может, в глаза не видел никакой Марины Сабатье, ни мертвой, ни живой. Мой план достоин опасного психа. Еще не поздно бросить все, выйти на трассу, меня подберут... Я уеду далеко-далеко. Лягу в тихую психиатрическую больницу при католической миссии. Анонимность, курс тренинга и трудовой терапии, релакс, томография, курс уколов... Мне вернут память, я буду спать на простынях и есть три раза в день, банные дни, посещение церкви, я не стану буйствовать и спускать снотворное в унитаз. За примерное поведение меня наградят правом на прогулки в саду, может быть найдутся родственники... Остаток дней на юге в уюте и тепле. Режим дня. Виноградная терраса, белая рубашка с коротким рукавом, кофе с молоком, плетеное кресло-качалка, лиловые мальвы цветут...
Господи. Мне нужен всего один трезвый довод в пользу моего плана. Чтобы я оторвал задницу от земли, пошел и сделал, то, что должен сделать. Хотя бы одно рациональное оправдание последующим действиям... Ну? Давай! Придумай... Вот же оно, на язык просится.
Сигарета дотлела и оплавила фильтр. Вилли проговорил, криво улыбаясь:
- I Need Your Clothes, Your Boots, And Your Motorcycle. *
- Что? - Патрик вскинул голову, и толкнул спутника локтем в широкую мясистую спину.
- Это типа молитва, капитан. Вот и вся разгадка. Никакой благотворительности. Рацио и гешефт. Взятки гладки, я в своем репертуаре. Небо над головой, ноги на земле.
Вилли заметно повеселел, подышал на ладони, крепко потер, пора.
Коробку он передал мальчику, повернул ключ - тот поддался со скрежетом, будто бороздки жевали песок. Хватило одного оборота. Ключ остался в замочной скважине.
Патрик принял ее на колени, склонив голову - даже сквозь ткань Вилли чувствовал, как остро выпирает его хребет.
- Открой сам. Поставь ее стоймя на колени, как большую книгу. Так будет удобнее.
Мальчик, дыша ртом, взялся за ручку, потянул, и зажмурился - из за двери хлынул ровный дневной свет.
С усилием, обеими руками он приподнял дверцу и окликнул:
- Марина! - и пожаловался - Там пустая комнатка. Ее нет.
- Ты забыл пароль - сказал Вилли Ли - "я тебя люблю".
- Марина, я тебя люблю! - выпалил Патрик. - Есть... Только она молчит. Гляди!
Вилли обернулся через плечо. Комнатка с черно-белым шахматным полом и высокие окна - за стеклами столько солнца, что не разберешь - море, яблоневый сад или город за ними. Посреди комнаты стоял черный стул с высокой спинкой. На стуле, прямо, как кукла, сидела Марина Сабатье, не доставая туфельками до пола. Синее ситцевое платье с буфами, пышной юбкой и белым передником, грубые полосатые чулки. Из под соломенной шляпки торчали русые в рыжину косички. Тупой взгляд - навылет в лоб. Постановка напоминала старинную детскую фотографию, времен Кэррола и Джулии Камерон. Но к шее, талии и обеим ногам девочки были пристегнуты черные крепежные ремни. Глаза были искусно нарисованы на плотно сомкнутых, выпуклых веках. Голубая шляпная лента туго натуго завязана под нижней челюстью - солнечный ветер поигрывал шелком - и это почти живое движение пугало до оторопи.
Вилли перехватил руку Патрика, который потянулся к сестре.
- Погоди.
- Почему она молчит? Она спит?
- Похоже на то. - соврал Вилли и хрипло окликнул - Марина! Не валяй дурака.
Девочка разомкнула сухой лакированный рот, между губами потянулись липкие нити янтарного клея. Она глухо проворчала сквозь сжатые зубы.
- Убирайся вон. Шоссе. Через четверть часа тебя подберут. Я обо всем договорилась.
- Я боюсь, - зашептал Патрик - смотри, у нее волосы отклеиваются. Она не настоящая.
Скальп русого паричка отстал от фарфорового лба с тесной сеткой кракеллюр. На подоконнике за спиной девочки роились и зудели под стеклянным колпаком ловушки-морилки черно-зеленые мясные мухи. Рядом отблескивал в луче хирургический скальпель.
Патрик, чуть не плача, цеплялся за локоть Вилли Ли - их лица были подсвечены снизу соленым режущим глаза светом комнатки в коробке.
- Скажи, она хочет, чтобы ты уехал, да? Кто она такая, пусть уйдет, я ее не люблю!
Мушиное жужжание, всхлипывание мальчишки и тяжкий стук сердца мужчины перекрыл мелкий, быстрый звук, от которого Вилли успел отвыкнуть.
Часто и весело затикали механические наручные часы.
Два жеста - Вилли приложил к губам палец и поднес запястье к уху.
Идут, сволочи... Очень во время.
И в этот миг Марина Сабатье глубоко вздохнула и открыла живые глаза вместо нарисованных, она рвалась изо всех сил - так что стул плясал и скрипели ремни, шляпка слетела на спину, косы яростно мотнулись, она закричала прежним, живым, звонким голосом:
- Пожалуйста, иди и делай скорее! Он пьяный, он спит!
По хребту Вилли шибанули шампанские мурашки кошмара и решимости.
Он грузно пошатнувшись, встал на ноги, быстро расстегнул пряжку ремешка - протянул часы мальчишке.
- Держи. Тут сбоку кнопка подсветки. Умеешь определять время?
- Да...
- Хорошо. Засекай. Если я не вернусь через час, ни в коем случае не ходи за мной. Если увидишь огни или услышишь сирены с дороги - беги домой. Или в Убежище.
Патрик, сжимая Вещь в обеих руках смотрел на него снизу вверх.
- А я... А Марина...
- Говори с ней, отвлекай, ты ее брат, ты мужик, ты ей нужен. Если опять поймешь, что там - не она, сразу говори "я тебя не люблю" и грози дверь закрыть навсегда. Ничего не бойся.
Мальчик кивнул, отер рукавом сопли.
Вилли замешкался и обернулся на ходу, отдувая от припухлой щеки так и не высохшие пряди:
- Слушай, капитан. Как твоего папу зовут?
- Эрик.
- А как он называл этого Бертона? Андре?
- Нет - ДедЕ.
- Они делали что нибудь сообща? Ну там ходили в гаражи или еще что... - он на миг задумался и спросил точнее - Ты говорил, что папа играет в автоматы, они играли вместе?
- Да... Папа каждый день, а мсье Бертон с ним по субботам. Около автовокзала... В павильоне.
- Как называется?
- "Барьер" - отозвался Патрик.
- Ага. - Вилли кивнул и улыбнулся. - Бывай. Я скоро.
И он зашагал вверх по холму к бетонной ограде складов.
- Патрик... - Марина Сабатье обмякла на стуле, красная, зареванная и растрепанная, полосатый чулок сполз с битой костлявой коленки - Он идет, да? Я же не вижу... окошко маленькое...
Патрик повертел головой, щурясь от сияния с той стороны Вещи:
- Да.
- Мне трудно говорить. - Марина понурилась, болтнула ногой и уронила белую туфлю с бантом - Не теряй меня. Я хочу домой...
Мальчик не моргая смотрел на деления циферблата.
На горячем от цитрусового приморского солнца подоконнике в стекле бились бабочки-капустницы.
Вместо скальпеля рядом с прозрачной ловушкой лежали изящные японские ножницы для вырезания цветов из красной бумаги - серебряные, с очень острыми лезвиями в виде журавлиного клюва.
-------------------------------------------
Джулия Кэмерон - женщина-фотограф викторианской эпохи, делавшая удачные фотографии маленьких девочек.
Льюис Кэррол помимо математики и литературы увлекался и фотографией- ему принадлежит множество снимков детей, в том числе и знаменитой Алисы Лидделл.
I Need Your Clothes, Your Boots, And Your Motorcycle. - "Мне нужны твоя одежда, ботинки и мотоцикл" - легендарная фраза из фильма "Терминатор"
Dédé - французское сокращение от имени Андре.

 Отправлено: 27.03.10 20:40. Заголовок: Разбавленный свет то..

Опивки света тощего фонаря с грунтовки. Обшарпанный жилой фургон-автоприцеп. Спущенные колеса. Три удара кулаком в окно снаружи. Тревожная дробь побудки.
Вилли Ли привстал на цыпочки, припал обеими ладонями к стеклу. Напоследок от души долбанул в стекло костяшками пальцев.
Сонное шарканье и кашель изнутри, задергалась и опустилась ручка двери. Вилли отступил в тень. Напрягся. Ледяные пальцы коснулись кобуры.
- Кто? - отозвался сторож, невнятно, будто нос и глотка забиты мокрой землей. Дверь фургона отворилась, ударил направленный луч ручного автомобильного фонаря. Сбоку Вилли видел грузную фигуру хозяина в спортивных штанах и черной футболке. Сутулая спина. Мосластые плечи. Гризли.
Вилли убедительно окликнул:
- Деде! Дела плохи!
Свет фонаря ударил поддых на голос.
Вилли закрылся ладонью, оскалился
- Свет... Убери. Деде, я от Эрика Сабатье.
- Ты кто? - Бертон качнул фонарем и плоскостопо зашлепал босиком по перфорированным ступенькам - Как попал на территорию?
- Конь в пальто! Я из Ренна. - Вилли пятился в темень, трепался развязно, как полупьяный, - Слушай братан, у меня времени в обрез, Эрика флики загребли, в "Барьере", в восемь вечера, только и успел, что адресок твой кинуть, они за ним от вокзала шли...Короче попали вы в непонятное, мое дело сторона, Эрик сказал... того этого... - Вилли споткнулся о россыпь битого кирпича, уперся задницей в ограду, сплюнул - ну короче, как бы мелкий его про девку в легавке болтнул, короче Эрик на чистуху пойдет, сдаст тебя на мясо, ты как хочешь так и ебись... Он сказал ты мне бабла за весточку должен, штуку гони, зря что ли ехал?
Свет фонаря дергался, выхватывал из темноты то щебень, то край фургона, то бледную, как сырое тесто морду Вилли, то грязные разводы на туго натянутой на вздутом пузе белой майке. Пиджак Вилли спустил с плеч -чтобы в пожарном случае скинуть одним движением.
Хозяин надвигался, глядя исподлобья. Он был на полголовы выше Вилли Ли и крупнее в кости. Дышал сивушищей.
Вилли проехался по стене спиной, не умолкая:
- Да ладно, ладно, что пыришься... Про штуку я сшутил, потом разочтемся, все мне типа пора...
- Стой. - веско произнес сторож - Что еще про девку?
- Про какую, Деде? - деланно икнув, ляпнул Вилли.
- Про Марину, дурик - Бертон шатнулся вплотную и сгреб Вилли за лямку майки, прихватив кожу на груди.
Вилли Ли ударил первым в пах с колена. Он был трезв. Терять ему было нечего. Стрелять нельзя.
Автомобильный фонарь взлетел по дуге и хряпнулся пластиковым корпусом о фургон, подпрыгнул, но не погас. Бесполезно осветил пыльный кафельный цоколь главного офиса.
Оба рухнули с утробным ревом, покатились по асфальту, тесней, чем любовники, рвали рты, давили и грызли друг друга без правил, на смертном градусе озверелого месилова.
Звук хрящевой, будто отбивную расшлепывали литым молотком для мяса, рвалась внатяг ткань, одежда трещала по швам, как звучный пердеж.
Вилли добела ослеп от боли, когда кулак точно и тошно прибыл в печень, в ответ метил в кадык, удалось, Бертон выхаркнул мокроту ему в лицо, Вилли задыхался от своей и чужой вони, сознание дробилось - удар на этом свете, второй - на том...
Он поймал себя лишь в тот момент, когда молча, запустив пальцы в ноздри и гнилой рот Бертона (скользко пакостил язык) мерно бил его затылком с размаху об асфальт, всей тушей навалившись сверху, жалея что весит всего лишь центнер, а не два, не три, не пять, и не может просто размозжить, растоптать, как скорлупу, раздавить в слякоть, в кашу из костной муки, в морковную пивную блевотину под сапогом.
Сука. Чтоб. Ты. Сдох.
Бертон обмяк, вывалил прикушенный язык меж окровавленных зубов. Вилли распластался на нем, тягостно сплевывая юшку, жадно, неглубоко дышал. Под непристойно задравшейся майкой живот был черен от гематом.
Смердело потом и ссаками. Между ног Бертона на голубых "трениках" расплылось темное пятно мочи.
Вилли, зажимая рот кулаком, перевалился рядом на колени, в низком намазе наклонился к распяленной кислой пасти, нащупал жилу на шее.
Убил?
Дышит.
Хорошо.
... В окнах автоприцепа теплился ласковый коралловый свет настольной лампы. Под барахлом, которое Вилли торопливо выгреб с полок и из коробок не было видно пола. Вилли наскоро, но с расстановкой и разумно сделал все, что нужно. Сторож валялся у колеса без сознания, на совесть "до мяса" связанный "козлом" по рукам и ногам, в ход пошло все - ремень самого Вилли, найденные в фургоне капроновые веревки, еще пара ремней и галстуков.
Вилли подергал узлы. Крепко. Поддел под лямки и поволок, кряхтя и скалясь от натуги, тяжелое тело сторожа под складские навесы. Попутно прихватил фонарь - свет изменился - у автомобильного прожектора треснуло стекло.
В прогале меж грудами пустой тары и хлама контейнер "La Californie" нашелся сразу. К его ржавому боку Вилли привалил Бертона. Приладил фонарь на овощной ящик слева.
Он вернулся в фургон.
Сокровищница.... Вилли выхлебал остатки теплого томатного сока из пакета, нашел под узкой холостяцкой койкой с перепревшим бельем полбутылки дешевого коньяка и присосался надолго, обливая небритый полный подбородок.
Разжались горячие клешни под левой лопаткой, перестало трясти от стоп до ключиц. Вилли заметил вымпелок над изголовьем кровати - разделенный на зеленую и красную дольку прямоугольник, поперхнувшийся золотой лилией и девиз Иностранного легиона: Legio Patria Nostra.
Глухо выругался.
Он лихорадочно копался в тряпье. Нарыл стоптанные, но пристойные берцы-вездеходы, великоваты, но сойдет, вельветовые брюки с вытертыми коленями (ура, у нас почти одинаковая задница, а пуговицу и пряжку легко застегнуть под брюхом) безразмерную синюю водолазку и ветровку защитного цвета. Свои обноски запихнул в пакет, надеясь выкинуть в мусорный бак на первом же перекрестке. На хлебнице, рядом с переносным радиоприемником, с кривой антенной и корпусом, заклеенным скотчем, нашелся мобильник на зарядке.
В голове гудели и кругло вспыхивали дымные тамтамы и бубны мигрени, Вилли тянуло свалиться ничком прямо посреди разгрома и отключиться часов на двенадцать. От одежды воняло чужаком.
Вилли Ли с аккуратностью маньяка собирал и складывал на место вещи, методично прикладывался к бутылке, хлебал бурду с кровью. Нашлись и пол блока "Philipp Morris", Вилли довольно рассовал пачки по карманам. Тоже мне, пасечник, курит и закладывает, кто у него там в ульях роится? Трупные мушки? Шершни? Вши-опарыши? Мед с говном и колотым стеклом..
В автомобильном зеркальце прикрученном к жестяному рукомою, отражалась, дрожа, комната и спокойное, как во сне или морге лицо. Вилли сложил "конвертом" последнюю рубашку, вернул на полку.
В кладовке с пасечными принадлежностями и строительным инвентарем, он нашел канистру. Потряс, гулко плеснуло.
Он крепко взялся за алюминиевую ручку ссаженной ладонью. Погасил свет.
Вернулся на склад.
Пасечник мычал, шевелился, насколько позволяли путы. В свете автомобильного фонаря его разбитое лицо казалось треснувшей в жару праздничной маской. Полусидя, он мазнул стриженым затылком по стенке контейнера - оставил темную кровяную кляксу.
Вилли аккуратно поставил ношу на пол, отвинтил крышку. И неторопливо, в три приема вылил на Бертона бензин. От резкого запаха летучих паров мгновенно закружилась до тошноты голова. Бертон отрывисто кашлял, как лаял и повторял:
- Что. Кто. Что. Кто. Что.
Бензин стекал с головы до колен, пропитывал расхристанную одежду и черный ворс на голове, груди, и крепких руках - на левом предплечье Бертона синела татуировка: Honneur et Fidélité.
Вилли убедился, что сторож смотрит на него уже осмысленно с черствой тупой яростью.
Он подвинул ближе ящик из под апельсинов, оседлал его, рискуя раздавить доски, и ответил взглядом на взгляд. Разжал кулаки перед глазами связанного.
На одной ладони темнела фирменная зажигалка, на второй мирно расположился краденый у Бертона мобильник.
- Вот что, Деде. - внятно заговорил Вилли Ли - Сейчас я наберу 17. Поднесу телефон к твоему уху и ты скажешь то, что я продиктую. Если нет .. - Вилли кивнул на "зиппо" и коснулся большим пальцем колесика кремня. - Ты понял?
Он приблизил совершенно безумное, лунное лицо к лицу Андре Бертона. Зрачки расширены. Пухлые щеки багровы от гипертонии, рот в крови, к нижней губе прилип фильтр незаженной сигаретки.
Андре Бертон захрипел, ворочаясь в бензиновой луже. У него был сломан нос.
В свете автомобильного фонаря их длинные косматые тени падали в прогал складского лабиринта.
В стекло прожектора, билась залетная мошкара.
- Если ты согласен говорить. - лязгнула откидная крышка зажигалки- Закрой глаза.
С виска Вилли Ли сорвалась длинная капля пота, солоно обожгла посиневшие губы. Он повалял сигарету языком из угла в угол растянутого в улыбке рта.
Морщинистые веки Андре Бертона медленно опустились.
Вилли Ли (его как раз догнали озноб, тянущее сердечное колотье и мерцающая боль от побоев) уверенно нажал две цифры на дисплее.
.. Дежурный диспетчер комиссариата Ле Мана принял звонок в половине второго ночи, 12 сентября 2009 года.
Осипший, гнусавый голос с паузами, трудно прорвался сквозь фон и помехи:
- Привет. Меня зовут Андре Бертон. Мне 48 лет. Сержант-шеф 2-го саперного партизанского отряда Иностранного легиона, 1993 Сомали, 1999 Косово, в отставке с 2006 года, я работаю сторожем в транспортной компании "Меркурий", по адресу Зак д Осеан, поворот на E60, с А11, близ круговой развязки. 19 августа 2009 года вместе с моим другом Эриком Сабатье я изнасиловал и убил Марину Сабатье, тело находится в контейнере фирмы "Калифорния" за моей спиной. Приезжайте пожалуйста срочно. Ворота открыты. Я вас люблю.

------------------------

Honneur et Fidélité. - Честь и Верность - девиз Французского Иностранного легиона

Legio Patria Nostra - Легион наша Родина девиз символики Легиона

"чистуха" - на жаргоне - чистосердечное признание.

 Отправлено: 31.03.10 22:37. Заголовок: У меня ноги затекли ..

У меня ноги затекли и земля была мокрая. Я все сидел и сидел на холме и смотрел в коробку и разговаривал с Мариной. А вокруг не было никого, темно и высоко звезды, не плоские, а круглые и гулкие, и мне казалось, что я сам в большой черной коробке с дырками или в шаре со снегом и сверху кто-то смотрит, как я сижу и кричу в коробку, прямо в яркий свет:
- Я тебя люблю!
А потом:
- Я тебя не люблю!
Потому что было очень страшно, у меня все время отбирали Марину, как в телеке картинка прыгает в грозу, стены корежились, и на них были надписи, вроде как у нас около школы граффити, только непонятные, пахло жжеными волосами, и какие то грязные люди приходили, и орали на меня и на Марину, и она была то живая, то кукла и говорила мне, чтобы я немедленно встал и пошел туда, на склады, чтобы остановил, чтобы не смел. Кукла говорила, что знает, как мне пройти в Калифорнию, нужно просто взять в аптечке все подряд и выпить, или там где старый железнодорожный мост, есть такие щиты, которые глушат шум, вот нужно по ним забраться и когда поезд пойдет, закрыть глаза и прыгнуть.
Кукла говорила, что папа и Бертон ей пизду порвали елдаками и зеленой бутылкой, и в рот ей совали, а она ползала и блевала и потом блевотой подавилась и сдохла, кукла так говорила, а потом я это увидел.
Там в коробке был автофургон и там горела лампа и папа там был, он был голый. И Марина кричала. И мсье Бертон был голый. И мокрый. И радио орало.
А я закрыл глаза и повторял:
- Я. Тебя. Не. Люблю. Уходи, ты дура.
Я стал думать, что у меня вместо лица зеркало и с него скатывается всякое вранье, и оно крепче брони, от него даже пули отлетают и все плохое тоже.
Я знал, что тот человек делает свое дело, а я делал свое. И крепко-крепко держал коробку.
И тогда я снова видел и слышал настоящую Марину. Она была привязана к стулу и говорила:
- Я боюсь. А ты не бойся.
Я сунул в коробку руку - так далеко как мог, и держал ее за плечо. Она была теплая и дрожала.
И мы с ней пели про зеленые бутылки на стене.
Снова и снова. И не смотрели на то что, творилось в коробке. Ведь эта коробка врет. Она для вранья сделана, а мы вранью не верим. Мы с Мариной держали друг друга, плакали и громко пели про бутылки.
- Четыре зеленые бутылки висели на стене, мы плюнули, одна упала, три зеленые бутылки висели на стене, мы плюнули, одна упала, две зеленые бутылки висели на стене, мы плюнули, одна упала, одна зеленая бутылка висела на стене, мы плюнули, она упала... Начинай сначала!
Тут Марина встала со стула. У нее на шее уже не было ремней. Только красные полосы.
И комната стала прежняя. Как в самом начале. Светлая, большая, и занавески по ветру белые. Марина открыла окна - там было море. Его было много. Оно было синее, зеленое, белое и золотое.
И Марина стояла против моря на ветру, и юбкой утирала глаза.
Она подняла ту стеклянную штуку - только там были не мухи и не бабочки, а самолетики из клетчатой бумаги.
И она их гнала в окно руками вот так:
Кшши! Кшши!
А самолетики у нее над головой вились и не хотели улетать и Марина смеялась.
И я засмеялся.
Мне стало так хорошо, как будто, ну я не знаю как сказать, как будто лето и окно открыто, и не надо идти, куда не хочу.
Я коробку поднял к глазам.
А Марина взяла красивые ножницы и подошла совсем близко. Она улыбнулась и стала резать себе левую косу. У нее никогда не было длинных волос, ее стригли и скоблили, а она вырезала из журналов всяких женщин с красивыми волосами.
А сейчас у нее были косы и она одну отрезала так сильно, прямо у виска и протянула мне.
Я взял.
И сказал:
- Ты чего? Жалко.
Она сказала:
- У нас волосы и ногти теперь растут хорошо. Не жалко.
Мы больше не говорили.
Нам не надо было.
Я эту косу держал в кулаке, и от нее пахло лимоном и еще так как пахнет на море, чем-то резким, сильным, как йод.
Мне было хорошо и Марине надо было домой.
И я сказал
- Марина. Пока.
И она мне сказала:
- Пока.
Я сам закрыл коробку, так надо, чтобы сам. В щелку я уже не видел Марину, оттуда свет бил прямо в глаза, только изнутри в дверку бились эти глупые самолетики.
Как будто не знали, куда им надо лететь.
А потом ничего не стало. Коробка была тяжелая и холодная. Я ее снова приоткрыл - а там пусто. Деревянное дно и все. Пылью пахнет или как от старой книжки.
Я услышал сзади шаги. Обернулся. Я даже не испугался. Я знал, кто идет.
Я встал и пошел ему навстречу, было больно и ноги так мелко-мелко кололо, все затекло.
Я шел по холму вверх, а он вниз.
И я ему сказал:
- Я знаю: Марина умерла.
Он кивнул и щелкнул зажигалкой.

 Отправлено: 03.04.10 12:34. Заголовок: Час с небольшим мужч..

Час с небольшим мужчина и мальчик шли прочь от складов по темному проселку, молча, рука в руке. Вилли изредка прикладывался к бутылке, больше полоскал зубы коньячной горечью, чем пил. На отлете била по плечу спортивная сумка. Они так и не услышали полицейских сирен - снялись с места сразу. Петляли мимо пастбищ и ферм, и силосных башен, белых, как океанские корабли, на фоне звездного неба. По направлению назад к городу, будто на свете никто ни за кем не гнался, любовники спали спиной друг к другу на купленных в кредит кроватях, служебные собаки - морды на лапы -дрыхли в вольерах и быстро-быстро дрыгали по полу задними ногами, служебные автомобили с мигалками скучали в гаражах, и на сотнях кухонных столов лежали в хрустких пакетах заготовленные матерями с вечера школьные завтраки.
Под ногами хрустел гравий.
Мальчик еле ковылял, но не жаловался. Вилли Ли подхватил его под мышки и посадил на плечи, как он видел, делали отцы в зоопарке - чтобы лучше было видно. Придержал за ноги. Патрик то всплывал из предсонья, то снова нырял в дрему и ему виделось, что он едет верхом на большой лошади, которая бредет по грудь в туманном морском мелководье. Прогулка не кончится никогда, потому что лошадь шагает на месте, как на цирковом шаре. И шар этот вертится, вертится, вертится.
Дорога перетекала в дорогу, Вилли в больном отупении от побоев и недосыпа уже не понимал куда идет. За грядой тополей показались огоньки бессонной бензоколонки. Трасса. Хотелось горячего кофе. Самого дешевого эспрессо из кофемашины, в одноразовом стаканчике с пластиковой крышкой и предупреждением "внимание:горячий напиток".
Бутылка отозвалась плеском, Вилли прикинул - на полглотка хватит.
- Есть хочу. - сонно сказал Патрик.
... В крошечном кафе при бензоколонке тусклые лампы под потолком горели через одну. В углу мрачный шоферюга ел из пластикового корытца котлету с рисом. Официантка - мадам Тридцать лет-а-мужа-нет, с повадкой медведицы-лунатика - брякнула на высокий столик поднос. Ее не смогло бы вывести из анабиоза даже явление Девы Марии. Хотя, если бы Дева Мария попыталась улизнуть, не заплатив за сосиски с горошком и какао, ей бы не поздоровилось.
Эти посетители заплатили вперед и потому были ей мало интересны - летний сезон закончен, мало ли по нынешним временам автостопщиков и безработных. Иные целыми семьями кочуют под дождем.
Патрик крутился на высоком барном стуле, жуя кусок пиццы из микроволновки, на откусе тянулся нитями плавленый сыр. Вилли Ли грел руки о картонный стаканчик с кофе, куда он украдкой, из под полы куртки хаки (принесенное с собой не распивать) выплеснул остатки коньяка. За высокими немытыми окнами забегаловки нечасто полосовали темноту длинные золотые огни проезжающих машин.
Вилли мелко пригубил кофе, стряхнул пепел с сигареты в прибитую к столешнице грязную жестянку, заговорил негромко:
- Капитан, тебе дома сильно влетело?
Патрик заплел ноги, вокруг стального столба стула, забаловался - много ли надо - тепло, сладкая шипучка в стакане, пицца с прошлогодними кружками колбасы - и уже порозовели скулы, уже все интересно и почти весело.
- Не-а...
- Ну тут ты мне врешь. . - Вилли прикрыл глаза, задумался. Вести мальчика домой было неразумно. Если все, что случилось на складах - блажь, ложь и позорный морок, то его просто в очередной раз изобьют ни за что, если правда - то флики нагрянут к папаше Сабатье через пару-тройку часов и повинтят тепленького вместе с его шмарой. Детей ждет приют. Одно утешало - если история Марины так раздута в прессе, то приют не из худших.
Кофе на вкус шибал паравозным дегтем, в тепле повело голову, синяки и ушибы заныли с удвоенной силой. Вилли отдаленно порадовался, что бугай- пасечник не разбил ему лицо, все таки предстоит дорога. Но дышать было больно, левый бок, как в капкане. Так. Надеюсь трещина в ребре, а не перелом. У меня и так их за жизнь было десять... Или одиннадцать. Не помню. Ладно. Унесу ноги подальше, доберусь до травмотолога.
На половине стакана Вилли нашел выход и улыбнулся.
- У тебя в школе учителя нормальные?
- Ага. - Патрик глянул на последний кусок пиццы - ты будешь?
- Нет, бери. Ты у кого нибудь из них дома был? Адрес знаешь? Кому из них доверяешь?
- Наш классный. Мсье Пелиссон. Я знаю, где он живет. У него собака Чиппи.
- С чем его и поздравляю. Мы вернемся в город, я тебя к нему отведу. Скажешь, что... - Вилли уставился на высохшие потеки дождя снаружи - родители выпили, поругались и тебе негде ночевать.
- А? - мальчик взглянул недоверчиво... - А вдруг он меня не пустит?
- Пустит, капитан. Он учитель. Это его работа. Кодекс педагога, права ребенка и все такое. Веришь, мне ли не знать. Я с этой публикой в свое время...
Тут Вилли заметил, что шофер оставил объедки и хлопнул дверью туалета.
Вилли Ли снял сумку на пол с плеча,
- Капитан, посторожи. Я сейчас.
И направился следом.
Двое мужчин над писсуаром могут договориться о многом. В блаженные секунды, меж тем, как вжикнули молнией ширинки и стряхнули последние капли.
...Грузовая фура уносила Вилли Ли и Патрика Сабатье в Ле Ман. Мелькнули рекламные щиты мегамолла в пригороде, шофер жевал резинку, по радио рвались сквозь помехи древние хиты, нон-стоп и болтовня ночных диджеев, в кабине было душновато. Патрик дремал на коленях, полностью расслабленный по всем суставам, как марионетка, тяжелый и горячий, как всякий ребенок во сне. Вилли плел байки.
- Твой чувачок? - спросил шофер. - умаялся?
- Мой. - спокойно соврал Вилли.
- Вроде не похож.
- Вот и я ей говорю: не похож. А она "гены, гены", в деда пошел. Ну а я что, поверил. Сейчас то уже выяснять западло. Родила, на том спасибо. Я решил - мое, значит мое.
- Все бабы бляди... - подытожил шофер.
... Алое часовое табло над автовокзалом: 03:40.
Гулкие органные переулки, мальчик уверенно вел его под фонарями от пятна света, к новому пятну. Вилли накрыло - колотило от холода. Перед глазами плыли наискось белесые муторные пятна. Онемело лицо. Он часто, с хрустом зевал в кулак.
Патрик махнул рукой за беленую ограду двухэтажного типового домишки:
- Мы пришли! Пойдешь со мной?
- Нет - с трудом выговорил Вилли. - Теперь ты иди один.
- А ты? - мальчик потянул его за рукав. - Ты боишься Чиппи? Он не кусается. Пойдем, правда. Мы будем спать, а утром посмотрим что еще есть в коробке, да?
Вилли отступил в тень.
- Бывай, капитан. У меня дела.
- Ты утром придешь? -Патрик неловко топтался у калитки, тянулся к кнопке звонка.
- Отвернись и считай до десяти. Потом звони. Так надо.
- Это игра?
- Да.
- Один, два, три, четыре...
Вилли Ли быстро перешел на другую сторону узкой улицы. Табачный магазинчик - пахнет даже из за железных штор, мигающий на желтом экономе светофор по ту сторону сквозной арки, Вилли задержался, обернулся через плечо.
- Девять... Десять...
Мальчик звонил раз шесть, прежде чем в доме открылась дверь. Залаяла собака. Мужской силуэт в проеме распахнувшейся калитки. Голоса.
Вилли кивнул и ускорил шаг. Почти побежал. Пригибаясь и вжимая голову в плечи, как убийца, которого окликнули.
... Через трое суток дороги, безликих попутчиков и ночевок вполглаза черти где и черти как, Вилли Ли снял номер в мотеле "Джунгли" на окраине города Кале. Первые сутки он не выходил на улицу и не открывал жалюзи, спал в одежде, как опоенный, лицом в тощую подушку с казенным штампом, судорожно вцепившись в твердые рамки Вещи, которая на этот раз прикинулась плоским хьюмидором для сигар, с лаковой крышкой марки Giglio. Замочная скважина и боковые застежки в виде серебряных "трефов".
Вещь молчала. Фаланги пальцев Вилли побелели в мертвом захвате. Он часто и тяжело дышал, вздрагивая во сне, но даже вне сознания не менял позы, будто боялся придавить младенца. На ночном столике мигали плоские электронные часы-будильник- радио, которое он забыл выключить. Полоска настройки застыла на безымянной волне - всю ночь нонстопом под сурдинку крутилась, сводя с ума, одна и та же инструменталка Жана Мишеля Жарра "L'Orchestre sous la pluie", к утру волна гульнула и схлынула, оставив зернистый белый шум.
Утром из зеркала над раковиной на Вилли Ли вынырнула такая зеленая небритая образина, что он обрадовался тому, как быстро стекло подернулось паром.
Привет, стремный одутловатый парень. Все гуси улетели у тебя из головы, или хоть один остался?
Вилли даже кое-как все это помыл и отскоблил одноразовой бритвой, чувствуя себя гримером в морге.
После завтрака прошелся по магазинам, удачно купил билеты в бизнес-класс поезда "Евростар" на среду. С паспортным контролем и таможней проблем не должно было возникнуть, гражданин Голландии Вильям Ли озаботился свеженьким шенгеном.
Это очень предусмотрительно с твоей стороны, старина. - сообщил Вилли Ли собственной фотографии в паспорте. - Я горжусь тобой. Но когда ты все это успел...Шустро, ничего не скажешь.
Вилли сидел на скамейке в парке Сен-Пьер, в укромной боковой аллее. Теплынь. Неуловимый запах моря. шумные липовые кроны, почти без желтизны. Он поудобнее устроил два набитых покупками пакета, развалился на скамейке, млея от янтарного, легкого, как на каникулах, покоя, ворошил свежие газеты, надкусывал вафельную трубочку с кремом.
Заголовок попался на глаза как нельзя во время. Вилли сдвинул на лоб новые солнечные очки - даже наклейку на левом стекле еще не успел отскрести, быстро пробежал заметку:
"... Как сообщает агентство Франс Пресс со ссылкой на представителей жандармерии, тело восьмилетней Марины Сабатье было обнаружено в ночь с пятницы (11 сентября) на субботу (12-ое) в Ле-Мане в контейнере, хранящемся на складе. В этом же районе находится транспортное агентство, в котором работает отец девочки. По словам прокурора, Сабатье умерла "предположительно во второй половине августа", однако точные причины ее гибели будут выяснены после вскрытия. "Эрик Сабатье очень быстро признался, когда жандармы указали на противоречия (в его показаниях) и сказал, что придумал историю про исчезновение дочери", - сообщила агентству прокурор Ле-Мана. Она добавила, что отца девочки и его предполагаемого сообщника Андре Бертона заключили под стражу вечером в субботу, а мачеху - утром в воскресение. Дети переданы под надзор местных органов опеки, следствие по делу...
Вилли отряхнул ладони от вафельных крошек, выдохнул и отвалился на спинку скамейки. Закинул руки за голову, стиснул в замок затылок.
- Значит ты была права...Я в тебе не ошибся. Умница моя... Да тебе цены нет.
Вещь, запертая в новенькой сумке - от старья он решительно избавлялся - лежала у него на коленях, под газетным листом. Верная. Холодноватая. Тяжелая и надежная, как свинцовая плита на Чернобыльском саркофаге.
Вилли оттянул воротник джемпера. На шее болталась цепочка - очень удачно нашлась в кармане выброшенного еще в Ле Мане белого пиджака - рядом с кольцом, оставленным не недобрую память попутчицей, которую он теперь про себя прочно окрестил "Funny Girl", теперь болтался заветный ключик.
На месте? Все оки-доки, мистер Супермен. Шпионские штучки в комплекте. Полет "высоко в небеса" проходит нормально
Вот только холодно... Не хватало заболеть. Лихорадит, как малярийного. Впрочем, жрать хочется, как будто весь день кайлом долбил горную породу. Аппетит в порядке, значит здоров.
Вилли подышал на ледяные пальцы, размял кисти рук - легче не стало - странно. На городском градуснике час назад было + 24.
На выходе из парка он купил кулек жареного миндаля, пончики и рожок крем-брюле. В тот же день Вилли Ли избавился от "беретты". Оружие не проблема - как только пересеку границу и немного отдышусь - новый ствол займет свое место в кобуре.
Тени прохожих и зданий на асфальте и плитке пешеходных улиц вытянулись к вечеру. Тренькали в золотой пыли городского заката звонки велосипедов и сигналы для слепых на перекрестках.
...18 сентября, в четыре часа пополудни, пассажир прошел быструю регистрацию и таможенный досмотр на вокзале.
Спортивную сумку просветили: невинное шматье холостого путешественника, пара покетбуков в дорогу, белье, несессер, аптечка, мелочи и ерунда, и плоская коробка шахмат формата 40 на 25 - на "рентгене" были видны сваленные в кучу фигуры. Дуга металлоискателя не прозвенела. Пассажир забрал со столика мобильник и mp-3 плеер. Документы и билеты в порядке. Жандарм взял под козырек.
Вальяжный пассажир, щурясь вышел под полукруглые полные светом навесы вокзала. Стояли кучками провожающие, группки туристов, служители грузили багаж. То и дело после сигнала, вежливые феи по громкой связи выдавали объявления.
Курить было нельзя. Пассажир прошелся по мелким застекленным лавчонкам, купил бутылку минералки и пестрой мишуры в дорогу. Светлые волосы зачесаны назад в хвост, солнечные очки на макушке, Джинсовый костюм, необмятый на сгибах, как с манекена, куртка нараспашку, внушительный баллон брюха туго обтянут черной футболкой с перечеркнутым значком продукта "гербалайф" - три лепесточка издали подозрительно похожие на каннабис и переиначенный слоган компании здоровой биодобавки "Хочешь умереть, спроси меня, хочу ли я похудеть". На руках - митенки черной кожи с неброскими клепками. По любезной гладкой физиономии пассажира можно было прочесть, что он любит весь мир до донышка без сдачи: дисциплинированный муравейник японских туристов, персидскую кошку в переноске на руках престарелой дамы, орущего в слинге этнической мамаши младенца, вокзальных охранников и даже неизменного красивого ажана, красиво торчащего на посту в своей красивой, мать ее, форме.
Объявили посадку. Бело-голубой состав "Евростар" напоминал гусеницу, из которой когда-нибудь вылупится сверхзвуковой самолет.
Вилли Ли, пробрался на свое место к окну, но не забросил сумку на багажную полку, как другие, а устроил ее на коленях, так осторожно и внимательно, будто она была набита под завязку химической посудой или живыми цыплятами.
Когда за идеально чистыми выпуклыми окнами пейзаж слился в сплошную свистящую полосу, Вилли опустил очки на глаза, вставил капли наушников, отправил в рот пару карамелек и врубил кнопку плеера.
В голову, как спирт с голодухи, ударили первые аккорды "Sixteen tons".
Через полтора часа малого экспресс прибыл на Лондонский вокзал Сент-Панкрас.
------------------------------------------------------

"Funny Girl" - Смешная девчонка - фильм-мюзикл 1968 года

Гербалайф - международная компания прямых продаж. Продукция для сбалансированного питания, контроля веса и ухода за внешностью. Известна своей навязчивой рекламой - распространители носят типовой значок с надписью "Хочешь похудеть - спроси меня как". пример


sixteen tons - 16 тонн, известная американская народная песня, существует во множестве обработок от фолка до хардрока.
здесь один из вариантов, который звучит в тексте

 Отправлено: 21.07.15 17:09. Заголовок: :sm36: ..

 Отправлено: 11.04.23 23:25. Заголовок: Сыграйте на официаль..

Сыграйте на официальном сайте сайт Фреш казино (https://kazino-fresh.net). Трудностей с выводом денег точно также не имеется. Пополнять счёт и снять деньги всегда можно в наикратчайшие сроки и множеством различных способов. Лучший портал их всех.